Монастырь (Книга 2) | страница 51
Пятеро против одного. Нет, Доктора в расчет можно не принимать, да и эти блатари уже порядком назюзюкались и реакция у них, судя по движениям, была уже порядком замедленной. Куль быстро соображал, сохраняя на лице приклеенную улыбку.
— Конина. — Николай цокнул языком и, не спросясь, что само уже было нарушением зековской этики, взял в руки бутылку. — Армянский. Пятнадцатилетний…
Продолжая улыбаться, Куль размахнулся, рука с бутылкой описала кривую, которая закончилась на макушке одного из блатных. Тот, покрытый растекшимся коньяком и осколками стекла, с секунду посидел и вдруг рухнул лицом вперед, прямо на столик с закуской. Но бесконвойник этого не видел. Едва бутылка разбилась, он, продолжая движение, полоснул острыми гранями по лицу и, в завершение замаха, всадил «розочку» в шею Колеса. Блатной вскочил, обеими руками схватившись за раны. Кровь тут же залила ему и глаза, и модную черную одежду. Он, воя, заметался по закутку, срывая простыни и пачкая их белизну алыми разводами. А Николай уже сидел рядом с вором в законе и держал лезвие финки у его горла.
— Вот теперь поговорим. — Спокойно произнес бесконвойник. — Сидеть!
Оставшиеся нетронутыми Доктор и незнакомый Кулю блатной сперва замерли, а потом синхронно опустились обратно на шконки.
— Давай поговорим. — Почти равнодушно сказал авторитет.
— Давай, давай! — Зек уже не сдерживал свою злобу. — Зачем ты их всех убил?
— Я не убивал никого и никогда.
— Врешь! На тебе кровь десятка человек! Только за последние три дня! Мне Аркадий все рассказал!
— Ракушкин тебе солгал. — Невозмутимо проговорил Крапчатый. — Он настолько трясется, или, вернее, трясся, как я понимаю, за свою шкуру, что готов был убить даже собственных девчонок, если те лишь косо посмотрели на ближайшие погоны.
— А ты ими пользовался! Да!? И ни с кем не делился!
— Куль, ты же разумный мужик. Сам посуди, если бы открылось, что в этих стенах… — Авторитет медленно указал головой на ближайшую из них, Кулин же, рефлекторно, чуть сильнее вдавил лезвие в кожу вора. — …есть лаз на волю, то моей власти бы не хватило удержать мужиков. Разбежались бы все…
— А тебе командовать бы стало некем! — Язвительно откомментировал Николай.
— Власть мою, авторитет мой, никому не отнять! — Гордо произнес вор.
— Авторитет? — Хмыкнул бесконвойник. — Ты не авторитет, ты фошка! Ты за кусок пиздятины мужиков продал! И семейника моего…
Крапчатый, уловив что-то в изменившихся интонациях Кулина, попытался выскользнуть из объятий зека, но сталь оказалась быстрее. Финарь без видимого сопротивления, прорезал кожу, вскрыл вены и артерии, с легким хрустом вошел в трахею. Вор дернулся, обливаясь кровью, на его лице появилась гримаса боли и недоумения. Рассеченное горло издало невнятный звук, и авторитет разом обмяк и потяжелел.