Поскребышев говорил, а майор вдруг осознал, что лепила как-то перенял манеру держаться своего нового больного. Михаил Яковлевич, рассказывая, тоже нелепо взмахивал руками, делал гримасы, не хватало лишь вожжей из слюны на подбородке, да драной пижамы.
— Я, наверное, тоже скоро твоим пациентом стану. — Грустно усмехнулся кум.
— Ты? — Врач выпучил глаза. — С твоими-то хром-ванадиевыми нервами?
— Видения у меня. — Сообщил Лакшин. — Галлюцинации.
— Так, погоди…
Михаил Яковлевич, порывисто вскочил и принялся рыться в личном сейфе, перебирая упаковки с ампулами и таблетками. Выбрав подходящее средство, Поскребышев бросил на оперативника нахмуренный взгляд, потом махнул рукой:
— Не боишься уколов?
— Вроде нет. — Прикинул Игнат Федорович, вспоминая при этом почему-то жирных медсестер с тупыми иголками. — Смотря, правда, куда…
— Да я не тебя буду колоть. — Усмехнулся врач. — Себя.
— А-а-а… Тогда такое я уже видел.
— Да? — Искренне изумился Михаил Яковлевич. Впрочем, все время беседы он не терял времени зря. Пока шел обмен репликами, лепила успел наполнить шприц, закатать рукав, перетянуть руку и уже нацеливался иглой на свою вену. — Ну, с Богом.
Через минуту-другую перед Лакшиным сидел уже совершенно другой человек. Никакой расхлябанности, воплощенные внимание и сосредоточенность.
— Так. — Сухо сказал Поскребышев и откашлялся. — Теперь я готов все выслушать.
Рассказ оперативника не занял много времени. Он поведал о видении всадников, тех странных ощущениях, которые были после этого и о своих наблюдениях за простыми зеками, тоже бывшими, как считал кум, свидетелями потустороннего явления.
Когда Игнат Федорович замолчал, лепила выждал небольшую паузу, но майор прекрасно видел, что капитан медслужбы держит ее исключительно из-за того, чтобы произвести впечатление глубоких раздумий. Слова давно готовы были хлынуть всесметающим селем, следовало лишь открыть какую-то заслонку.
— Все это могло быть вызвано несколькими совершенно разными причинами. — Медленно, как паровоз только начинающий неудержимый спуск с крутой горы, — проговорил Поскребышев. Но с каждой последующей фразой темп его речи возрастал и под конец Михаил Яковлевич тараторил с трудом понимаемой скороговоркой. — Начну с внутренних. Здесь я могу лишь предположить, что ты действительно сошел с ума или, выражаясь более научными терминами, подрастерял адекватность восприятия окружающего. Это, в принципе, может быть вызвано или латентным психиатрическим заболеванием, которое, по каким-то причинам вдруг резко обострилось, или это эпизодический факт твоей биографии, вызванный тоже некими причинами, и после определенного лечения все прекратится.
