Но Ростов уцелел, в живых остался и ростовский епископ Кирилл. Ростов стал духовным центром Владимирского княжества. При дворе княгини Марьи было продолжено и русское летописание.
Известный исследователь древнерусской литературы Д. С. Лихачев, анализируя летописи XIII века, пришел к заключению, что «летописание 30-х — начала 60-х годов, отраженное в Лаврентьевской летописи, а с 1263 по начало 70-х годов в Симеоновской летописи, велось в Ростове»[31]. Лихачев обратил внимание на то, что в этих частях летописи «настойчиво повторяется имя ростовской княгини Марьи. Упоминание женщин-деятелей необычно для русских летописей. И уже по одной этой настойчивости, с которой летописец отмечает имя Марьи, возникает подозрение в ближайшем отношении ее к ростовскому летописанию. Наши подозрения обратятся в уверенность, как только мы ближе сопоставим целый ряд мелких фактов и самый характер ростовских летописных записей 20—60-х годов XIII века... Круг интересов княгини Марьи точно очерчен ее летописным сводом»[32].
В самом деле, характер ростовской летописи середины XIII века весьма необычен. И необычность эта станет понятной, если представить себе, что летопись писала княгиня Марья. Прежде всего в летописи не упущены подробности, касающиеся князя Василька. Так, описывая сражение на реке Калке, летописец после известия о поражении русских неожиданно выражает свою радость по поводу того, что князь Василько не дошел до Калки и остался невредим. «Радость летописца,— пишет Лихачев,— кажется нам сейчас неуместной, по она понятна, если выражение ее принадлежало его жене — княгине Марье»[33].
Описание внешности и характеристика Василька сделаны любящей рукой: это и портрет, и одновременно воспоминания, в которых «ощущается не только похвала, но и выражение горести утраты»[34].
«Был же Василько лицом красив, очами светел и грозен, храбр безмерно на охоте, сердцем легок, с боярами ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и пил из его чаши, и дары получал, тот из-за преданности Васильку никакому другому князю уже не мог служить. Крепко любил Василько слуг своих, мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили. Был он сведущ во всем и искусен, и княжил он мудро на отцовском и дедовском столе; а скончался он так, как вы слышали»[35].
Поведение Василька перед смертью изображено как героическое. Автор нисколько не сожалеет, что князь не согласился служить врагам, а, напротив, гордится его мужеством: Василько «не покорился беззаконию их». Предсмертная речь Василька полна достоинства — он не просит пощады, он обличает врагов: «О глухое царство скверное, никакоже мене не отведете от христианскыя веры...»
