Кузьма смотрит по сторонам. Нет, он не на улице, не в сарае.
— Ну что? Оклемался? — услышал голос над головой.
— Где я? — спросил тихо.
— Где, где? В транде! Вставай и уходи! Чтоб духу твоего тут не было! Огрела я тебя лопатой, чтоб не орал 8 под окнами. А ты и свалился. Со второго раза! Эх, слабак! Я своего мужика по полдня колотила, не то лопатой — валиком. И пи хрена. Ни разу не упал. Еще отмахиваться успевал. Случалось, сама через забор аж на дорогу улетала, когда поспевал подцепить на кулак. Ты ж и вовсе гнилой. Думала, вовсе порешила!
Он увидел бабу, выглянувшую из-за перегородки.
— А где ж мужик твой?
— Тебе какое дело? Очухался — отваливай! Нынче чем меньше знаешь, тем дольше живешь! Понял иль нет?
— Дошло! — Попытался встать, но резкая боль сдавила виски, Кузьма упал, баба в растерянности подошла к нему.
— Ты чего это? — уставилась в побледневшее лицо.
— Голова… Вся вспухла… Не могу… — обхватил руками.
— Погоди! Я тебе мокрую тряпку приложу. Может, отойдет. Моему гаду помогало. — Положила на лоб мужику мокрое полотенце, присела рядом. — Я ж думала, что насмерть тебя забила. Шибко дохлый ты. Но сосед вышел. Посмотрел, сказал, что живой. Велел тебя оклемать. Мол, сумела завалить, смоги на ноги сдернуть. Не смей на дороге бросать. Коли сдохнет, горя не оберешься с ним. Мы и затащили тебя в избу, покуда ночь. Я тебя, черта грязного, всего отмыла и отчистила. Все ждала, когда в себя воротишься, — рассказывала баба.
— Не своей волей к тебе вломился, — попытался оправдаться Кузьма.
— Чего? Да не народился в свете тот смельчак, чтоб ко мне ломиться! Любому кобелю хребет перешибу! Ишь выискался досужий! Да ты кто есть? Сморчок!
— Не заходись! Я к тебе не набиваюсь. Мужик, какой ни на есть, всегда себе судьбу сыщет. А баба, хоть и королева, ждать станет, пока ее приметят и выберут. Поняла? Ты в свете не единая. Не к тебе я шел. Так что не скворчи…
Баба, услышав отпор, вся вспыхнула. Задел Кузьма самолюбие. Досадно стало. Что-то свое вспомнилось, больное, о чем вслух чужому не скажешь. И спросила:
— Сам-то откуда взялся?
— Здешний я. Свойский. Мне б только на ноги встать.
— А где живешь? Может, позвать кого из твоих, чтоб помогли, забрали?..
Кузьма молчал. Он прекрасно знал, что забирать его никто не придет. Никому он не нужен.
— Как звать тебя? — поинтересовалась баба. — А меня — Шуркой. Александра я! Хотя к чему это? — отвернулась, вздохнув.
— Одна живешь?
— Теперь уж одна. Куда деваться, сама, дура, виновата! Продала своего мужика!
