Причём в первый раз эту операцию пришлось повторить четыре раза, ибо не все уложились в норматив, а зачёт, как это принято в армии, вёлся 'по последнему'.
Боевые машины в авианесущем модуле, со стороны напоминавшем 'пчелиные соты' с истребителями внутри, не были приписаны к транспортнику. Он просто перевозил их с одного места на другое. Однако в ВКС старались планировать перевозки истребителей и пилотов так, чтобы хотя бы часть транспортируемых машин могла в случае чего принять участие в обороне транспорта.
После занятия пилотами своих мест в истребителях и реальной подготовки к старту следовала команда 'отбой тревоги'. После чего все дружно направлялись в тренажёрный зал, 'отражать атаку противника' уже на имитаторах. Корабль был всё-таки транспортным, а не боевым, поэтому ресурсами для обеспечения частых боевых вылетов истребителей не обладал. Один-два боя... А после этого надобность в боевых машинах отпадёт или по причине победы, или по причине поражения. Так что реальный старт предполагался только в случае реальной угрозы, а в случае учебной тревоги от врага отбивались на тренажёрах. Отрабатывалось взаимодействие с ПКО корабля, включающей стационарные установки и мобильные модули огневой поддержки. Последние фактически представляли из себя модифицированные под задачу обороны корабля штурмовые боты в беспилотном варианте.
Кроме того, прорабатывались особенности боя на участках разгона, торможения и свободного полёта.
Труднее всего приходилось при объявлении учебной тревоги Пантелею. Он должен был первым добраться до авианесущего модуля, причём не просто первым, а настолько раньше других, чтобы скрыться в истребителе, закреплённом за Белецким, до того, как подоспеют люди. После отбоя тревоги рысь выбирался со своего места (кстати, приспособленного специально для него) последним и спешил к себе в каюту. Тут уже можно было не спешить, так как при отработке обороны на имитаторе он был не нужен. В то время как ИскИн реального истребителя требовал для старта наличия 'второго пилота'.
Личное время Егор, кроме общения с Пантелеем, посвящал в основном размышлениям. Причём не только о себе, Елене, и перспективах их дальнейших отношений, но и о более глобальных вопросах: о реальном положении дел в Империи, чуть-чуть приоткрывшемся перед ним не так давно, и о том, можно ли его как-то изменить. А что менять его надо обязательно, молодой человек не сомневался ни секунды. Вот только как? Один он мало что сможет... Точнее, вообще ничего. Егор отдавал себе отчёт, что доказать что-нибудь будет весьма трудно, практически невозможно. Да и кому доказывать, если могущественные спецслужбы, призванные стоять на страже закона, сами же этот закон и нарушают?
