Несмотря на то что его чувства к отцу были очень сложными, Рикс знал, что должен его навестить. Он попросил Эдвина встретить его в аэропорту и быстро повесил трубку, чтобы не передумать. «В Эшерленде я пробуду несколько дней, не больше, — сказал он себе. — Затем вернусь в Атланту и приведу свою жизнь в порядок, найду какой-нибудь сюжет и приступлю к работе, чтобы окончательно не загубить карьеру».
В комнату вошел присланный для уборки испанец с мешками под глазами. Он ожидал увидеть очередную мертвую крысу и с облегчением услышал распоряжение убрать пластиковый скелет.
Рикс лег и попытался заснуть. В его сознании промелькнули картины Эшерленда: темные леса, где в подлеске, говорят, рыщут кошмарные твари; горы, смутной громадой темнеющие на оранжевой полосе неба; серые знамена облаков, венчающие верхушки гор, и Лоджия — непременно появляется Лоджия — огромная, темная и тихая, как могила, хранящая свои секреты.
Скелет с кровоточащими глазницами медленно вплыл в его сознание, и он сел, озаренный мрачным светом.
Давняя идея вновь захватила его. Это была та самая идея, ради которой он ездил в Уэльс, рылся в генеалогической литературе от Нью-Йорка до Атланты в поисках упоминаний об Эшерах в полузабытых записях. Иногда ему казалось, что все получится, если он действительно того захочет, иногда — что тут чертовски много работы и все впустую.
«Может, теперь время пришло», — сказал он себе.
Да. Ему определенно нужна тема, и он в любом случае возвращается в Эшерленд. По его губам пробежала улыбка; казалось, он услышал гневный крик Уолена, раздавшийся за четыре тысячи миль.
Рикс вышел в ванную за стаканом воды и прихватил номер «Роллинг стоун», который Бун сложил и оставил на кафеле. Когда он раскрыл его в постели, крупный тарантул, аккуратно посаженный в журнал, выпал ему на грудь и стремглав побежал к плечу.
Рикс выпрыгнул из постели, пытаясь стряхнуть с себя паука. Приступ, налетевший черной волной, загнал его в Тихую комнату. Через ее запертую дверь никто не мог услышать его вопли.
Бун всегда был большим шутником.
