– На какую прошмандовку?
– Вот на эту!
– Ты лучше пей, да помалкивай!
Он ткнул пальцем в мою старуху, что-то щелкнуло, и та исчезла. Он обернулся ко мне:
– А ты что скажешь?
– О, я ведь тот парень, что принес кусачки, помнишь? Я тут шестерю помаленьку, полотенца подношу и все такое…
– Хорошо все-таки, что ко мне сверхъестественные силы вернулись.
– Действительно полезно, – сказал я. – У нас все равно проблемы с перенаселением.
Он пожирал Эдну глазами. Они так друг на друге залипли, что мне удалось спереть один пузырь. Я взял виски, сел в машину и поехал обратно на пляж.
Жена Эрни до сих пор сидела в задней комнатке. Увидев свежий вискач, она обрадовалась, и я налил нам обоим.
– Что за пацан у вас в клетке сидит? – спросил я.
– А-а, полузащитник третьей линии в одном из местных колледжей. Пытается шару сбить.
– А ведь у тебя хорошие сиськи, – сказал я.
– Ты думаешь? Эрни мне никогда ничего про сиськи не говорил.
– Пей давай. Хорошая штука.
Я придвинулся поближе. У нее были хорошие жирненькие ляжки. Когда я ее поцеловал, она не сопротивлялась.
– Я так устала от этой жизни, – сказала она. – Эрни всегда был дешевым фарцовщиком. А у тебя хорошая работа?
– Еще какая. Я старший экспедитор на “Дромбо-Западной”.
– Поцелуй меня еще, – попросила она.
Я скатился и вытерся простыней.
– Если Эрни узнает, он нас обоих убьет, – сказала она.
– Эрни не узнает. Не беспокойся.
– Ты здорово трахаешься, – сказала она. – Но почему я?
– Сам не понимаю.
– Я в смысле, что тебя заставило?
– О, – ответил я, – черт меня дернул.
Затем я зажег сигарету, откинулся на подушку, затянулся и выдул идеальное кольцо дыма. Она встала и ушла в ванную. Через минуту я услышал шум воды из бачка.
Я не очень приятный человек, это вам любой скажет. Я не знаю слова. Я всегда восхищался негодяем, парией, сукиным сыном. Мне не нравится дочиста выбритый мальчик с галстучком и хорошей работой. Мне нравятся люди отчаявшиеся, люди со сломанными зубами, сломанными мозгами и сломанной жизнью. Они меня интересуют.
Они полны неожиданностей и взрывов. Еще мне нравятся порочные женщины, пьяные сквернословящие суки со спущенными чулками и неопрятными наштукатуренными лицами. Мне более интересны извращенцы, нежели святые. Я могу расслабиться с бичами, потому как сам бичара. Я не люблю законов, морали, религий, правил. Мне не нравится быть сформированным обществом.
Однажды ночью мы выпивали у меня в комнате с Марти, откинувшимся зэком. Работы у меня не было. Я не хотел работать. Я хотел сидеть себе босиком, припивать винцо и беседовать, и смеяться, если возможно. Марти был скучноват, но у него были руки работяги, сломанный нос, кротовьи глазки, в общем – ничего особенного, но повидал он достаточно.
