— Не надо говорить так пренебрежительно. Президент Эйзенхауэр…
— А что, если заняться каким-нибудь ремеслом или рукоделием? Здесь мы очень ценим ручную работу, Честер.
— О, этим я много занимался. Сделал, например, в прошлом месяце пластикового долгоносика. Из более чем двух сотен составных частей.
— Ты изготовил эти части из пластика?
— Нет. Я купил их готовыми, но…
— А как насчет спорта? — предложила Дарина.
Честер вспыхнул:
— Да, конечно, в колледже я был большим любителем спортивных игр. Не пропустил ни одной за все четыре года.
— Великолепно! — Дарина, казалось, заинтересовалась. — Мы будем рады познакомиться с правилами неизвестных нам атлетических соревнований, в которых ты большой специалист.
— Дело в том, что, по правде, сам я не участвовал в них. Но всегда был на трибуне и болел. Я даже знаю некоторые правила.
— Ты сам не участвовал в игре?
— Нет, я был запасным в студенческой команде.
— И что тебе нужно было делать? — спросила Дарина, зардевшись.
Честер объяснил. Последовала неловкая тишина.
— Честер, а ты когда-нибудь занимался общественно полезным трудом? — спросила Дарина.
— Дело в том, что одно лето я работал на фабрике. Я был контролером станков. В мои задачи входило поддержание станков-автоматов в рабочем состоянии.
— Для этого требовались специальные навыки?
— Если что-нибудь случалось с телевизионным сканером, который в действительности осуществлял контроль, я был всегда на месте, чтобы посмотреть, включился ли резервный прибор.
— Другими словами, ты подключал резервное оборудование в экстренных случаях?
— Нет, оно включалось автоматически. Но уверяю тебя, они там, на фабрике, воспринимали мои функции как очень важные.
— А хобби у тебя есть, Честер?
— О да-да, конечно, у меня была коллекция марок…
— Гм-м… Может быть, что-нибудь более… активное?
— Когда был маленьким, строил модель самолета. Но, само собой, бросил это, когда мне стукнуло двенадцать.
— Почему?
— Ну, отдавало каким-то мальчишеством. Другие мои ровесники к тому времени уже учились играть в гольф… — Честер прервался, так как седой старик занял столик неподалеку. — Черт, вон тот старый идиот, из-за которого вся каша заварилась.
Он встал и направился к дальнему столику:
— Послушайте, мистер Норго, как долго будет продолжаться эта нелепость? Я здесь почти уже месяц, но ни на йоту не приблизился к своему ковру. Мне кажется, что вы не понимаете…
— Спокойно, Честер, — сказал Норго, жестом подзывая официантку, обернутую в нечто напоминающее мокрый носовой платок. — Не понимаете вы, а не я. Идут важные работы; все, что требуется от вас, — это всячески развлекаться.
