Талисман жены Лота | страница 29
Сна не было. Она попыталась представить себе стадо барашков, которых можно будет долго-долго считать по одному, пока их беленькие невесомые кудряшки не сделаются мягким облаком, подвешенным на крохотном гвоздике за звездочку, и на этом мягчайшем гамаке она не уплывет в царство сна.
Барашки бежали и бежали в свой небесный загон, Аглая считала и считала их, одинаковых.
Считала до тех пор, пока один из воображаемых барашков не уставился на нее своими выпуклыми мокрыми глазками и не затряс лобастой головой. На шее у него была подвязана атласная ленточка с большим медным колокольчиком. Барашек тряс головой, колокольчик звенел – все громче и громче... Звон становился нестерпимым. Дзинь-зинь-дзинь. Дзы-ынь.
– Господи, кого еще нелегкая послала на мою голову? – пытаясь воткнуть штепсель в розетку, соображала Аглая.
Наконец, справившись в потемках с нехитрым этим делом, подняла трубку. И – услышала...
– Аглая?
– Да.
Она узнала голос. Мягкий, вкрадчивый...
– Вас беспокоит Вульф.
– Да, Вульф... Я узнала Вас.
– Завтра в десять часов утра мы встречаемся...
– В десять, – повторила Аглая.
– Дела могут занять весь день.
– Я приеду. В десять. До завтра!
Игра без правил
Десять ноль-ноль. Обшарпанная дверь стариковского особняка. В очередной раз одна и та же ассоциация – синагога в Венеции. Нищета, обмокрость и серость наружных стен, внутри – роскошь.
Они, Вульф и Аглая, столкнулись на пороге.
– Доброе утро, – слегка растерявшись, сказала она.
Он ответил – чуть насмешливо:
– Через порог не здороваются. А вот сейчас – здравствуйте...
«Какого черта он так смотрит на меня», – подумала Аглая, убирая прядь волос за ухо.
– Пойдемте к моему автомобилю. Сейчас мы едем в Кейсарию.
Петля скоростного шоссе, песчаные насыпи, виллы...
Ажурные пролеты арок, в нишах – мраморные скульптуры сияют холодом.
Ворота открывает слуга – молодой эфиоп. Другой слуга открывает дверь машины. Аглая с достоинством выходит. Зелень, белизна и синева слепят глаза. Только мозаичная дорожка под ногами. Цветная лента орнамента наконец кончается.
Вульф поддерживает ее под руку. Спустя несколько мгновений она видит себя сидящей в огромном кресле, улыбающейся, что-то отвечающей сухопарому пожилому человеку в черном френче, наконец – оставшейся в одиночестве и рассматривающей диковинный модерн обстановки. Потом видит, как вкатывается столик с фруктами и винами. Следом за ним – другой, с серебряными супницами, соусниками... К еде она почти не притрагивается, вино не пьет, почему-то все время согласно кивает головой, опять остается в одиночестве, вдруг настораживается из-за каких-то слов вернувшихся и разговаривающих стоя мужчин.