Голос его вдруг стал выше, бормотание перешло в пронзительное пение, ритмическую кантилену. Руки его взметнулись, ладони раскрылись, потом сжались, словно хотели схватить пригоршню огня и лунного света. Кажется, это ему удалось. Алейтис показалось, что он начал сплетать их в сияющую огненную ленту. Почти забыв о грозящей ей опасности, завороженная, она следила за ним.
Светящаяся лента тянулась за Миаво, который продолжал, тяжело дыша и топая, танцевать по кругу вдоль начертанной им самим линии. Лента все чаще взлетала в воздух, становясь все длиннее и длиннее, красная с серебром... огонь и луна... серебряная и красная... Все длиннее и длиннее становились ее нити... вокруг... сплетаясь в крут... сплетаясь в светящуюся преграду вокруг Алейтис...
Боль пронзила ее мозг, знакомая тяжесть диадемы надавила на виски. Она содрогнулась, выйдя из полусна. Руки ее начали неметь, пальцы скрючились в подобие когтей. Когда она с трудом подняла руки, чтобы дотронуться до головы, онемевшие пальцы нащупали изгибы лепестков, тепло-холодных даже сквозь одеревенение. Мозг мучила боль. Ее снова отставляли прочь, в сторону от назревающей битвы... как и раньше... Она начала сопротивляться. Миаво, наверное, почувствовал это, так как на лице его возникла зловещая ухмылка.
Теперь она боролась за контроль над собственным телом - пальцами, ногами, руками, мускулами. Но это напоминало бой с облаком тумана бесполезное, болезненное при этом, занятие. Потом боль пронзила каждый нерв ее тела - ее пальцы коснулись линии круга.
Она почувствовала, как влияние диадемы уменьшается, отодвигается куда-то вверх и наружу, словно она, Алейтис, выползла, как змея, из своей старой кожи.
Открыв глаза, она увидела, что стоит лицом к лицу с Миаво, который теперь пританцовывал на одном месте, славно лепесток трепещущего на ветру огня. Хвост огненной ленты, по кругу опоясывающей пространство, где была заключена Алейтис, коснулся ее плеча, оставив горящую болью линию. Она застонала в агонии от этого прикосновения.
Потом диадема снова выпустила облако подчиняющей энергии, и так стремительно это было на этот раз, что у Алейтис не оставалось времени на борьбу. Теперь она вновь была пленником внутри тюрьмы собственного черепа ей оставалось сейчас только как бы выглядывать наружу сквозь отверстия для наблюдения, которые были когда-то ее собственными глазами. В ужасе увидела она, как руки ее поднялись, направленные прямо на Миаво. Она с ужасом чувствовала, как маслянистая сила начала литься сквозь ее тело, концентрируясь в ладонях. Она металась внутри своего черепа, как микхмикх в клетке, пытаясь вырваться из тюрьмы собственного тела. Но пути наружу не было.
