— Давай пройдемся.
Они пошли по высокой траве. Солнце уже клонилось к закату.
— Он постарел, мама. Заметно постарел. Ему пятьдесят, а выглядит на все шестьдесят. Я думала, он получил что хотел и теперь радостный, цветущий. Но я ошиблась. Он тоже выбит из колеи. Хотя устал от политики и неудачного брака, но он столько лет этим жил, а теперь — все по-другому.
— Да, — согласилась Мэри. — Привычка — огромная сила. В окружении знакомых вещей и людей всегда спокойнее. Быть может, поэтому столько мужчин и женщин продолжают жить в браке, боясь разойтись, хотя давно уже поняли, что они несчастливы.
— Он сказал почти то же самое. Привыкнуть к свободе было не легче, чем терпеть рядом жену, которая давно перестала быть близким человеком. Но он все равно рад, что расстался с ней.
Мэри резко остановилась.
— Джон пытался тебя разжалобить? Чтобы ты ему посочувствовала?
Бет поддела ногой камушек:
— Нет. Он ни на что не жаловался. Он констатировал факты. Наш разговор в основном состоял именно из констатаций фактов. Пока я не сказала, как больно меня задело его предательство. Я не смогла промолчать. Знаешь, мама, я собиралась держаться холодно и по возможности равнодушно. Но кончилось тем, что разревелась.
— Ничего страшного в этом нет, дорогая. Пусть знает, каково тебе пришлось.
Бет снова пошла вперед.
— Он знает. И прекрасно понимает, что мы больше не будем друзьями. Но я сказала, что мы и не враги. Тогда его загнали в ловушку и надо было как-то спасаться. Вот только жаль, что он повел себя как последний трус… И еще Джон предложил мне деньги — за моральный ущерб. Естественно, об этом и речи быть не может. Те, первые, я брала взаймы и вернула их все, до последнего цента. Я от него ничего не хочу. Ничего. — Бет помолчала и тихо добавила: — Я сказала, что простила его.
Мама внимательно на нее посмотрела.
— Правда простила? Или просто сказала, чтобы он не мучился чувством вины?
Бет уже задавала себе этот вопрос и нашла на него правильный ответ.
— Да, простила. И поэтому чувствую себя свободной. Даже умиротворенной. Меня больше ничто не гнетет. Теперь прошлое надо мной не властно. Когда завтра вернусь домой, то обо всем расскажу Нэшу. Если он меня любит, то поверит, и все, что было, благополучно забудется.
— Нэш — человек разумный. Тебе давно следовало быть с ним пооткровеннее.
Мама сказала это так, будто знала больше, чем говорила.
В воскресенье после обеда время остановилось. Нэш то и дело поглядывал на часы, но стрелки, казалось, застыли на месте. Работать он просто не мог, сколько ни пытался. Наконец выключил компьютер, сложил распечатки и эскизы в папку и убрал ее в шкаф. Потом достал заготовки по проекту Осгуда. Папка с информацией о Бет — те самые вырезки из газет, которые ему прислал Рейнолдс, — стояла на полке следующей. Нэш забрал и ее тоже.
