— Какой он товарищ! Все они только и думают, как бы меня побольнее боднуть.
Как раз в этот момент мимо них проходил гражданин в макинтоше. Он остановился напротив шута (дяди Шуры).
— Здравствуйте, — сказала Ольга. — Вы еще не поправились? Вы меня узнали?
— Здравствуйте, дитё, — ответил ей гражданин. — Во-первых, я никогда не болел. Во-вторых, я тебя, конечно, узнал. Мне это легко дается. Хоть я лично и не имею детей, но все дети мира — мои дети. Цветы жизни… — Гражданин потянул носом. — Аромат. — Он наклонился к дяди Шуриному букету. — Разрешите насладиться? Прекрасные эфироносы. Дары природы.
Он посмотрел величественным взором вдаль.
— Да, ничего не скажешь, наша река одна из красивейших городских рек мира. Не правда ли, в этом понятии есть какая-то глубина.
— И ширина, — пискнула Ольга.
— И ширина, — согласился мужчина.
— И длина, — рискнула Ольга.
— И длина, — спокойно и терпеливо согласился мужчина. — А между прочим, вы ведь прохожих ногами мараете. Вы уже не дети, чтобы сидеть верхом на парапете.
— А где нужно сидеть? На тротуаре? — спросила Ольга.
Гражданин улыбнулся ей:
— Я терпелив. Дома сидеть нужно. Изучать классику высочайших умов.
На реке печально прокричал буксир, и, словно эхо, откликнулся ему другой голос:
— Сынки-и, где вы-ы? Уплыли! — На набережную вылез подвыпивший старикан с продуктовой сумкой. — Сынки-и, я вас простил. Мне с вами поговорить желательно. Я без разговора болею… — Старикан увидел Ольгу — обрадовался. Сделал из пальцев козу. — Рыженькая. Забодаю, забодаю. Рыжичек, я их простил, а они уплыли. Я им в папаши годен, в деды. А может быть, наголо? — Старик махнул рукой, словно у него в руке была сабля. — Всех — наголо!
— А вы не кричите, — сказал ему гражданин в макинтоше. — Люди любуются красотой нашего прекрасного города, а вы кричите.
Старикан приподнял свою сумку.
— Наклонись, милый. У меня в этой сумке два утюга лежат. Я тебе дам по кумполу, ты и расколешься, как арбуз.
— Что?! — Гражданин в макинтоше голос повысил: — Вы, простите, ихтиозавр.
— А ты-то? Верблюд нестриженый. Павлин!
— Старое чудовище!
— Чертополох мокрый. Горшок с букетом.
— Ха-ха-ха, — сказала Ольга. — Я прысну.
Шут (дядя Шура) вытащил милиционерский свисток. Свистнул, призывая к порядку. Гражданин в макинтоше и старикан разом повернулись.
— Мы ничего, — сказал старикан. — Мы вот встретились. — Старикан обнял макинтоша. — Здравствуй, друг Петя!
— То есть как это — ничего? Сначала обзывает, а потом ничего? Я вам не Петя!
