Радости и горести | страница 16
Наконец вернулся Михаил Савельевич. Я показала ему письмо и сказала то же, что Вам: писем чужих не читала, рукавичек не надевала, Гармошкина никакого не знаю. Меня удивило, что Михаил Савельевич не очень рассердился. Он сказал: «Видали вы таких письмоносцев, которые живут в отелях, ежедневно увеселяются, назначают свидания, да ещё грозят порядочным людям!» Позвал Иру и очень спокойно просил объяснить, в чём дело. Но Ира, как только увидела, что и я тут, сразу начала кричать, что это я виновата, что я говорю гадости про её друзей и что они лучше нас всех. Михаил Савельевич крикнул: «Прекрати истерику!» Ира сразу притихла, только начала плакать и сказала, что она переписывается с одной девочкой после выступления по радио. А что почтальон этот — мальчик, пионер, гитарист, ещё кто-то, что он привёз ей подарок. А дальше уже ничего нельзя было понять, так она плакала. Что-то про друзей и про то, что теперь всё-всё испортили.
Михаил Савельевич сказал: «Вот вам и результат выступлений: талант, триумф, поклонники, подношения…» Он потребовал, чтобы Ира показала ему письма и подарки, а Ира сказала, что у неё уже ничего нет и никогда больше не будет. И ушла. На этом всё и кончилось. Михаил Савельевич сказал, чтобы я пока оставила Иру в покое. И сама не очень-то волнуйся, сказал. А я не могу не волноваться. По-моему, он зря поверил Ире. Ведь вот ещё пришло письмо из Марьина. Я посылаю его Вам в отдельном конверте.
Экзамены она сдала хорошо, ни одной тройки. Сейчас готовится к экзамену по специальности. Играет по 6–7 часов в день. Но со мной не говорит. Живём, как два врага. И почему так получилось? Ведь сначала мы дружили, а потом всё шло хуже и хуже. Наверное, мы по-разному понимаем дружбу. Я считаю, что друг должен быть требовательным и указывать недостатки. А Ира ищет таких, которые бы ей всё прощали.
У нас сейчас дома так скучно, что просто не выдержать. Екатерина Филипповна, я думаю, пока мама и папа не вернулись, мне лучше от вас переехать в интернат. Так больше продолжаться не может. Например, если я в её дежурство вымою посуду, так она в моё непременно тоже сразу бежит мыть. Назло. Так у нас и идёт теперь: я мою в её дежурство, а она в моё. А когда она со мной не разговаривает, нарочно громко говорит Шерхану то, что надо мне знать.
Дорогая Екатерина Филипповна, если можете, приезжайте скорее, я очень тревожусь за Иру.
Уважающая Вас Елена КОРЕЦКАЯ
От Ирины Алдан — Люсе Климовой (зашифрованное).
