— Господи помилуй! — выдохнул Энтони.
Девушка вдруг рассмеялась. Его реакция ее позабавила.
— О, вам совсем незачем меня жалеть из-за последнего места службы. Оно было самое лучшее. Не могу понять, почему я сразу не попробовала это занятие. Быть гувернанткой было тяжелее всего, хотя, например, официанток заставляют очень много и тяжело работать. И это, как я вам уже сказала, продолжалось три года. А затем разгневанная хозяйка лишила меня достойного положения горничной из-за того, что ее муж захотел меня поцеловать и был достаточно бестактен, потому что сделал это при открытых дверях. Я нарвала ему уши за эту попытку, но, видно, этого было недостаточно, так что меня выгнали и я лишилась работы с месячным жалованьем в сумочке. Они как раз подошли к концу, и я начинала с большим беспокойством подумывать, где же взять денег, как вдруг пришло письмо от Элси — ну, от миссис Вэйн.
— Вашей кузины, — полуутвердительно сказал Энтони.
— Да, ее мать и моя были сестрами. Я никогда в жизни с кузиной не встречалась, да по сути дела едва ли знала о ее существовании, но, к моему удивлению, она сообщила, что услышала о моих тяжелых временах и, так как у нее достаточно своих денег, она хотела бы, так сказать, протянуть мне руку помощи. Короче говоря, она предлагала мне приехать и поселиться у нее в доме, номинально как компаньонке с весьма щедрым жалованьем.
— Очень порядочно с ее стороны, — прокомментировал Энтони.
Девушка взглянула на него довольно странно.
— Да, не правда ли? А также удивительно необыкновенно. Но меня ожидало нечто еще более сногсшибательное. Через день-два после моего приезда она как бы между прочим сообщила, что составила новое завещание, по которому и деньги, и все остальное имущество она, без всяких условий, оставляет мне. Это десять тысяч фунтов, и даже больше, не говоря уж о драгоценностях. Как вы легко можете себе представить, я словно громом была поражена.
— Да уж наверное! Но как же это замечательно с ее стороны.
— Очень, — сухо ответила девушка, — но понимаете, в какое положение это меня ставило, особенно если учесть замечательную репутацию моего дедушки. Положение, мягко говоря, затруднительное, не так ли? И самое главное, мне совершенно не с кем посоветоваться. Поверенный, который занимался моими делами, уже умер. Джордж — то есть доктор Вэйн, — ну, он не такой человек, с которым можно говорить о подобных вещах. То же самое относится и к мисс Уильямсон, его секретарше. Я совершенно одинока.
