Сомкнув пальцы на тонком запястье, он поднял ее руку, поглядел на раскрытую ладонь, потом медленно перевернул ее.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Эммы, она отпрянула, ощущая неловкость л смущение. Рука ее была в мозолях, шершавая и красная. Пальцы длинные и тонкие, однако ногти безжалостно коротко подпилены. От запястья до кончиков пальцев руку испещряли бесчисленные белые шрамы и шрамчики - следы царапин от когтей и зубов. После ухоженных ручек холеных дам, к которым привык Николай, ее руки должны были его просто ужаснуть.
– На руку леди не похоже, не так ли? - прошептала она. Он погладил большим пальцем тонкую сетку голубоватых жилок, светившихся под белой кожей запястья.
– Это рука женщины.
Эмма нервно попыталась отнять руку.
– Что вы от меня хотите? Зачем вы здесь?
Он только крепче сжал пальцы.
– Я получаю удовольствие от твоего общества.
– Быть этого не может.
– Почему? Ты умна, занимательна… и очень красива.
– Ах негодяй! - взорвалась Эмма. - Не смейте надо мной смеяться!
– Неужели ты так низко себя ценишь? Я вовсе не смеюсь над тобой. - Не обращая внимания на ее гнев, он взялся за другое запястье. - Моя рыженькая, с красными кудрями, - мягко пробормотал он. - В старину в России "красное" означало еще и "прекрасное".
Эмма попыталась вырвать руки.
– Что вы себе позволяете?
– Я говорил, что однажды поцелую тебя, а я всегда держу слово.
Ее мускулы напряглись от усилия высвободиться из жесткой хватки.
– Если вы не уберете от меня руки, я вам оба глаза подобью. Может, вы не заметили, что я такого же высокого роста, как вы!
Николай легонько подтолкнул ее к ближайшей стене.
С приглушенным стуком плечи ее мягко ударились о деревянную перегородку.
– Не совсем. - Он слегка наклонился к ней, прижав ее руки к бокам. - А весишь ты вдвое меньше.
– Я… я пожалуюсь папе! - В прошлом/ей приходилось несколько раз произносить эти слова, и они всегда производили эффект. Все боялись ее отца.
– Неужели пожалуешься? - Глаза Николая заискрились: слова эти явно его позабавили. - Что ж, будет очень интересно.
Эмма отвернулась, понимая, что допустила ошибку. Ей следовало ответить презрением, следовало рассмеяться и сказать, что он выглядит нелепо. Вместо этого она сорвалась, разозлилась, сделав именно то единственное, что могло лишь усилить его интерес.
Он выпустил ее руки и склонился ближе, телом прижимая ее к стенке. Затем медленно навернул на ладонь ее тяжелую косу и довольно сильно потянул за нее, оттягивая голову Эммы назад. Его рот навис над ее губами… близко, но не касаясь.
