— А что там слева за трапеция, напоминающая большую чашу с прикрепленным снизу хвостиком?
— Это Лев, и хвостик этот его, он так и зовется Денеболой, что по-арабски значит «хвост льва».
И так они то ли скакали, то ли летели еще с полчаса, и Загрей терпеливо разъяснял своей любопытной то ли пленнице, то ли гостье, как называется очередное созвездие или яркая звезда. Но ничего не может длиться вечно! И в какой-то момент юноша прервал свою экскурсию по звездному дневному небу, вспомнив, что он не только звездочет, но и возница.
— Пора, Пардус, пора! — обратился он к леопарду. — Давай, снижайся, дорогой.
И тут же послушный зверь направил свое тело вниз, прямо к центру звездного мира, где неярко блистала Полярная звезда. Прямолинейное движение хищника медленно перешло во вращательное — животное вошло сначала в плоский штопор, а затем и вовсе закрутилось как осенний лист, захваченный тенетами смерча.
В глазах Лены звезды превратились сначала в быстро вращающиеся огоньки, а затем и вовсе заплясали в беспорядочном танце, и она поняла, что снова теряет сознание. И все же в последний момент девушка успела расслышать приказ спутника держаться покрепче за шею животного, расслышала прежде, чем почувствовала сначала толчок, а потом исчезновение-выскальзывание опоры — теплой пушистой спины леопарда.
Хоть теперь она все еще продолжала лететь вниз, но уже не держалась за Пардуса, который растворился в неизвестном направлении — благо, окружающий туман этому благоприятствовал, — а обхватывала руками хрупкий стан своего компаньона, казавшийся ей совсем юношеским, почти подростковым, щекой же прижималась к его мягко-упругой безволосой груди. «Вот так же Богоматерь держит младенца Христа на полотнах Рафаэля или, может, Леонардо», — пришла ей в голову неожиданная мысль. И она тоже почувствовала себя маленькой-маленькой девочкой, девочкой, спящей на руках заботливого отца. «Папа, папа, когда же ты последний раз обнимал меня? — сетовала Лена. — Почему я не помню, когда это было? И было ли? Почему я не помню, как бьется твое сердце, как пахнет твоя кожа, почему сейчас прижимаюсь к чужому парню и несусь с ним неведомо куда?»
Наконец, падение прекратилось, внезапно оборвалось, и вместе с Загреем они плюхнулись в мягкую белую перину, оказавшуюся глубоким и на редкость рыхлым пушистым снегом. Вынырнув на поверхность, Лена тут же зажмурилась — солнечные лучи были необычно яркими и, не успев ни открыть глаза, ни насладиться солнечным теплом, вновь была подхвачена своим спутником, и тот без малейшего напряжения пронес её около минуты, сделав несколько десятков шагов, и мягко опустил на кровать, точнее, на нечто, очень похожее на огромную двухспальную кровать, нечто удивительно приятное, покрытое ласковой тканью, похожей на нечто среднее между шелком и бархатом…
