— Понимаешь, Мари… — осторожно начала она. — Конечно, тут есть кое-какие преувеличения… Мы с Жюлем, правда, говорили об этом, но торопиться с выводами пока не стоит…
— А, поняла… — Мари заговорщически понизила голос почти до шепота. — Это пока тайна, да? А дата уже назначена?
— Нет, Мари, дата еще не назначена.
— Значит, вы хотите как следует подготовиться к свадьбе, и это будут очень пышные торжества! — возбужденно затараторила Мари. — А я давно замечала, мадмуазель Одри, какими глазами вы смотрите на мсье Фермэ… И он о вас так заботится, так заботится… Я думаю, вы будете отличной парой! Срезать еще цветов?
— Нет, спасибо, Мари. Уже достаточно, — покачала головой Одри и заставила себя улыбнуться. — Спасибо, Паскаль! Цветы просто чудесные! — И она красиво расположила в вазе последний букет, пряча за ним лицо, чтобы пожилые супруги не видели ее глаз, мокрых от слез.
Они были бы красивой парой… Если б Жюль ее любил. Но Жюль, похоже, вообще не способен на такие чувства. Его пресловутая ответственность за всех и вся — за дела Фирмы, своих девушек, воспитанницу — иногда могла казаться чем-то большим: энтузиазмом, искренним интересом, влюбленностью, даже любовью. Но Жюль прямо сказал когда-то: «Мне не нужна любовь». И вся его предыдущая жизнь это подтверждала.
Одри подумала, что максимум, чего ей удастся добиться от Жюльена, это того, чтобы он стал воспринимать ее всерьез, как личность, как взрослого человека, которому можно верить и с которым можно разговаривать на равных. Конечно, ей очень этого хотелось. Но этого было мало.
В первую очередь, она — девушка, молодая красивая девушка, которой хочется любви, нежности, романтики, поцелуев и объятий. Несколько лет безответных чувств к Жюльену заставляли ее опасаться, что у нее уже никогда всего этого не будет.
Признаться, в какой-то момент, когда Жюльен долго не приезжал (это было в ее последний год в лицее), Одри влюбилась в молодого преподавателя французской литературы. Мсье Лоран заметил способную девушку в самом начале учебного года, когда прочел ее сочинение и был потрясен тем, как тонко эта юная особа чувствует поэзию и передает свои впечатления на бумаге. Он заговорил с ней о ее сочинении, и они подружились.
Они задерживались после занятий, бродили по парку и наперебой читали друг другу Верлена, Бодлера, Рембо, упиваясь музыкой стиха и удивительным, ощущением взаимопонимания. Для Одри это было как глоток чистого воздуха. Впервые у нее был единомышленник, и впервые мужчина смотрел на нее горящими от страсти глазами.
