Глава II
Я прибываю на плантацию «Четыре Пруда»
В то время как я катил в поезде в южном направлении, – правильнее было бы сказать «трясся», ибо железные дороги в Западной Виргинии ровными никак не назовешь, – я силился припомнить мои прежние впечатления о плантации «Четыре Пруда». Это была одна из крупнейших плантаций в той части округа, которая всегда славилась своим гостеприимством. Мои смутные воспоминания о ней, расположенной в залитом лунным светом укромном уголке долины Шенандоа, состояли из калейдоскопического образа музыки, танцев и смеха. Хотя я знал, что за восемнадцать лет, прошедших со времен моего детства, все изменилось.
Пришли новости о смерти моей тети, и о том, что Нэн сбежала из дома и вышла замуж против воли ее отца, а еще о том, что она тоже умерла, так и не вернувшись домой. Бедная несчастная Нэнни! Я был мальчишкой не старше двенадцати лет, когда видел ее в последний раз, но она произвела впечатление своим обаянием даже на мой невпечатлительный возраст. Я слышал, что Джефф, старший из двоих сыновей, сбился с пути истинного и, порвав отношения с отцом, подался бог знает куда. Это известие было для меня самым печальным: Джефф являлся объектом моего первого идолопоклонства.
Я знал, что полковник Гейлорд, теперь старик, жил один с Рэднором, который, как я понял, вырос прекрасным юношей, тем, кем обещал стать его брат. Единственное, что я помнил о полковнике, это то, что он высокий смуглый человек, носивший ботинки для верховой езды и таскавший тяжелый хлыст дрессировщика, и я его жутко боялся. О Рэде я помнил только как о прелестном четырехлетнем мальчонке, который вечно попадал в истории. Я предвкушал свой визит со смешанным чувством желания и сожаления – желания снова увидеть обстановку, которая так приятно ассоциировалась с моим детством, и сожаления, что я вынужден возрождать свои воспоминания в столь печально изменившихся обстоятельствах.
Когда я сошел с поезда, мне навстречу выступил высокий, широкоплечий молодой человек лет двадцати трех или около того. Я бы где угодно признал в нем Рэднора, так поразительно он напоминал своего брата, которого я знал. Он носил фланелевую рубаху навыпуск и широкополую шляпу набекрень, и в точности походил на типичного южанина из театральной пьесы, так что я чуть было не рассмеялся, здороваясь с ним. Его приветствие было искренним и сердечным, и он мне сразу понравился. Весело сверкнув глазами, он поинтересовался моим здоровьем. Нервное истощение, очевидно, произвело на него столь же шутливое впечатление, как и на Терри. Тем не менее, дабы я не обижался на явный недостаток его сочувствия, он прибавил, энергично хлопнув меня по плечу, что я прибыл в правильное место, чтобы вылечиться.
