– В чем дело, Арнольд? – воскликнул он.
– Я не знаю, – произнес я едва переводя дыхание, – пойду вниз, посмотрю.
Мы побежали спотыкаясь вниз по лестнице так быстро, что свеча погасла, и в полной темноте мы ощупью пробрались на заднюю половину дома, откуда доносились звуки. Теперь крики превратились в жуткий, нечленораздельный, не то звериный, не то человеческий вой. С ледяной дрожью я узнал эту интонацию. Это был Моисей. Мы нашли его ползающим на полу маленького коридора между столовой и комнатой для прислуги. Я зажег свет и мы склонились над ним. Мне страшно не хотелось смотреть на него, ибо, судя по производимому им шуму, я ожидал, что он будет лежать в луже крови. Но он оказался цел и невредим: крови не было видно, и мы не обнаружили поломанных костей. С ним явно не произошло ничего страшного, кроме, собственно, страха, от которого он был ни жив ни мертв. Он подполз к полковнику и, вцепившись ему в ноги, понес невнятную тарабарщину. В тусклом свете глаза его дико вращались, испуская сверхъестественное желтое свечение. Я понял, откуда он получил свое прозвище.
Нервы полковника дали о себе знать: выругавшись, он отвесил оплеуху, вернувшую парня в адекватное состояние.
– Встань, дубина ты стоеросовая, и объясни нам, что означает этот переполох.
Наконец, Моисей заговорил, но мы по-прежнему ничего не понимали из его рассказа. Он выходил «на разведку», а, вернувшись в дом, чтобы идти спать, – домашняя прислуга спала в крыле над задней галереей, – лицом к лицу встретился с призраком, который стоял в дверях столовой. Он был такой высокий, что его голова доставала до потолка, и такой худой, что просвечивался насквозь. При этом воспоминании Моисей снова начал дрожать. С нашей помощью он подкрепился виски и, не переставая трястись от ужаса, отправился в кровать.
Полковник был решительно настроен вытащить Рэднора из постели, дабы поделиться произошедшим, и мне стоило некоторых усилий удержать его, ибо я отлично знал, что Рэда нет дома. Мы обыскали владения, чтобы убедиться, что в моисеевом призраке нет ничего мистического, но я так спешил доставить полковника назад в целости и сохранности, что наш осмотр был несколько беглым. Мы оба пропустили маленький кабинет, в который можно было войти из столовой. Несмотря на мои маневры, полковник первым вошел в библиотеку и обнаружил, что французское окно открыто. Однако он не придал этому значения, решив, что виноват Моисей. С необыкновенной старательностью он запер окно на задвижку, а я столь же старательно проскользнул обратно и отпер его. В конце концов, я убедил его, что призрак Моисея был всего-навсего результатом воспаленного воображения, подпитываемого двухнедельной диетой из рассказов о привидениях. Мне удалось уложить его спать, и он так и не обнаружил отсутствия Рэднора. Я не сомкнул глаз, пока не услышал звук колес экипажа по лужайке, а несколько минут спустя в дом вошли и на цыпочках стали подниматься наверх. Когда на востоке начал заниматься день, я, наконец, уснул, измученный головоломкой, которая должна была одним махом объяснить и ночную поездку Рэда, и призрак Моисея.
