Загадка «Четырех Прудов» | страница 23



Истории о призраке были пересказаны и преувеличены так, что в них уже не было ничего похожего на правду. Теперь прибежищем привидений была не только лавровая тропинка, но и родниковая впадина, и вскоре она стала местом, где еще страшнее, чем в заброшенных хижинах. Родниковой впадиной называлось естественное углубление в холме, приблизительно в полумиле позади дома. Именно из этого углубления вытекал подземный родник, который питал пруды и обеспечивал усадьбе столь ценный полив. Вся эта часть Виргинии испещрена известковыми пещерами, и плантация моего дяди была единственной, которая, несомненно, могла похвастаться отличием в виде собственной родниковой впадины. Вход в пещеру был практически скрыт за грудой шершавых валунов, с которых каплями стекала вода, и не манил внутрь. Я вспомнил, как мальчишкой загнал в эту пещеру зайца, и хотя последовать за ним было бы проще простого, я предпочел остаться снаружи, под лучами солнца. Итак, в родниковой впадине обитали призраки. Это не показалось мне странным. Скорее, я удивился, что этого не случилось с самого начала, – для привидений это было пригодное местечко. Но что меня действительно удивило, так это то, что новость принес никто иной как Моисей.

Однажды вечером после ужина мы сидели на открытой галерее, – было почти темно и светящиеся огоньки наших сигар были единственными видимыми точками на всем пейзаже, – как вдруг Моисей бегом пересек лужайку характерными петляющими скачками и прямо-таки повалился Рэднору в ноги, лязгая зубами от страха.

– Я видел привидение, масса Рэд, – страшное привидение с ног до головы в черном, оно вылазило из родниковой впадины.

– Болван! – воскликнул Рэднор. – Встань и веди себя как следует.

– Это был дьявол, – продолжал нести Моисей. – Его лицо было черное, а глаза горели огнем.

– Ты выпил, Моисей, – строго промолвил Рэднор. – Ступай к себе, и чтобы я тебя больше не видел, пока не протрезвеешь, – и он оттолкнул парня с дороги, прежде чем тот успел еще что-то сказать.

Сам я был вполне уверен, что Моисей не пил, – во всяком случае, пьянство не значилось в числе его специфических недостатков. Он выглядел безгранично напуганным, в противном случае, он был поистине виртуозным артистом. Если учесть то, что я уже знал, это новое проявление немало меня озадачило. Полковник рвал и метал, меряя шагами террасу, и что-то бормотал насчет того, что эти «черномазые недоумки все одинаковы». Он много хвастался по поводу невосприимчивости Моисея к привидениям и, мне кажется, что провал фаворита привел его в сильное уныние. Я сохранял спокойствие, а через несколько минут вернулся Рэднор.