— Привет, крошка… это я. Узнала? Шанай. Давненько мы не виделись. Но ты же знаешь маму, она все твердит и твердит, мол, позвони да позвони. Ну, я и сказал: «Хорошо, не вопрос. Я ей звякну. Почему бы нет?» Мама рассказала мне про трагедию с твоими родителями, я все бросил и сразу же примчался сюда. Ужас какой! Тебе, наверное, сейчас страшно одиноко. Хочешь, я заеду? Или ты приезжай в отель. Выпьем по чашечке кофе или чего захочешь. Как тебе идея?
Микки не перебивала. Она вообще еще не проснулась. Впереди у нее был трудный день в офисе, а тут еще этот пройдоха. Но она не хотела так сразу посылать его.
— Заезжай за мной в офис, там и решим насчет кофе, — сказала она сонным голосом.
Он страшно обрадовался, и она подумала: «Да, Шанай совсем не изменился. Все такой же по-щенячьи восторженный».
А потом встала и пошла умываться, прикидывая, как бы выкроить время для встречи с ним. В последнее время дел у нее было столько, что пугала сама мысль об их количестве. Всего несколько недель назад она была беззаботной студенткой, зажигала с Шоном. А теперь стоило ей утром открыть глаза, как на нее наваливались очередные проблемы. И это утро не было исключением.
Надевая очередной деловой костюм в тонкую полоску, Микки в который раз с благодарностью подумала о своей бомбейской портнихе, которая ухитрялась отлично копировать модели от Yves Saint Laurent. Костюмы нравились Микки гораздо больше, чем сари, хотя это, по всей видимости, раздражало работников ее отца. Во всяком случае, миссис Д'Суза робко намекнула, что, возможно, Микки будет легче адаптироваться, если она станет носить национальную индийскую одежду. Поначалу девушка отвергла это предложение, но теперь, надевая двубортный пиджак, задумалась: а может, и правда стоит одеваться более традиционно? Например, в какой-нибудь супер-эксклюзивный шальвар-камиз (брюки и длинную тунику) с подбитыми ватой плечами, которые превращают женщину в нечто среднее между проституткой из Далласа и примой местного кабаре.
Микки приехала в офис часам к десяти, то есть, по меркам отца, рано. Он обычно появлялся там к полудню, и это ее всегда озадачивало, ведь из дома папа всегда выходил ровно в девять пятнадцать. Теперь-то она понимала — конечно же, он заезжал к любовнице. И сразу стало ясно, почему мама так бесилась, когда из офиса звонили с вопросами: «Скажите, а Сетх еще дома? Мы его ждем… у нас на десять тридцать назначено важное совещание по маркетингу». Микки трудно было представить отца в постели с Лилабен, как, впрочем, и с любой другой женщиной. Ее мать обычно спала в другой части дома, и при ней всегда дежурила личная горничная. По вечерам Микки тоже редко видела отца, хотя он пунктуально являлся к ужину — ровно в восемь — и всегда ел одно и то же: овощной суп, две хрустящие лепешки чапати, салат, жареные вафли паппадам, горошек мунг-дал, ложечку риса и на десерт — чуть подслащенный йогуртовый дахи. Матери подавали изысканные и дорогие блюда, но Микки не любила острого, и ее порция часто оставалась нетронутой. В итоге повар готовил три разных ужина, а если в доме ожидали гостей, то и все четыре. Но при этом заведенный порядок никогда не менялся. За столом почти не разговаривали, а босые слуги в одинаковой униформе неслышно ставили и убирали блюда, уносили нетронутые деликатесы и мгновенно подбирали даже самую маленькую крошку, дерзнувшую упасть на пол из итальянского мрамора.
