Янек расхаживал по комнате. Поникшая Светлана сидела сложив руки на коленях.
— Бедная покойная Марина! Сын-то обманул ее! — сказала Светлана со вздохом.
Тоганича перегнулась через стол, широко раскрыв глаза, платок сполз ей на плечи.
— Тетушка, что вы говорите? Значит, и вы тоже?..
И она снова заплакала.
— Хватит болтать! — прикрикнул Янек на Светлану.
Он подошел к девушке, погладил ее по блестящим черным волосам.
— Правильно сделал, что убежал! А ты не реви, радуйся этому, невеста!
— А что с ним теперь будет, дядюшка?
— Где он?
— Всю ночь бродил по лесу вокруг Ратковой. Не знал, то ли вернуться к отцу, чтобы уломать его как-нибудь, то ли пойти к нашим и повиниться во всем… Да он тут, у вас во дворе.
— Что? Во дворе?
Это было так неожиданно, что Янек даже рассмеялся. Атмосфера разрядилась, все почувствовали облегчение. Тоганича улыбнулась сквозь слезы.
Горнянчин распахнул дверь настежь и весело крикнул:
— Помарыня! Заходи давай, мы тебя не съедим.
Помарыня сидел на траве под грушей. Он встал и, ссутулившись, побрел к дому, промокший и усталый. Вид у него был как у побитого щенка.
— Ну, заходи, покажись, жених, — приветствовал его Горнянчин.
«И не видный же ты, парень!» — подумал Горнянчин, рассмотрев его вблизи: молодой, а волосы редкие, да уже и лысеть начинает, глаза бесцветные, как у снулой рыбы, взгляд невыразительный, беспомощный… Нет, он не в Марину. Марина была гренадер-баба, язык как бритва, и вот надо же так — парня все зовут только «Помарыня» — оставшийся после Марины, — позабыли даже его настоящее имя. Тоганича по сравнению с ним как искорка, как уголек! Да что толку — ведь сердцу не прикажешь! Тебе он не нравится, а она с него глаз не спускает, может, именно из-за этой его беспомощности. В таких делах не разберешься.
— Садись поешь с нами, — сказала парню Светлана, видя его смущение, и поставила на стол тарелку.
Горнянчин подумал, что потом он расспросит парня про семинарию, про всю ту ерунду, которой забивали ему там голову. А сейчас не время.
— Гм… что же с тобой делать, парень? — размышлял он вслух.
— Дядюшка, — решительно вмешалась Тоганича, — может, вы взяли бы его в лес, лесорубом.
Горняичин, поглядев на богослова, стал почесывать подбородок, чтобы скрыть усмешку: он не мог себе представить Помарыню лесорубом.
— Не выйдет, у него нет бумаг, — ответил он. — Эти черные вороны — аббаты станут его разыскивать. А не найдут — заявят о нем на бирже труда, чтобы напакостить ему, а хуже этого и быть не может — сразу в рейх отправят.
