Мезуланик обратился к Горнянчину:
— Пану обергруппенфюреру доставило бы большую радость, если бы он смог получить вашу гравюру как память о Валахии.
Янек был смущен и не знал, как быть. Заметив его нерешительность, офицер снова обратился к Мезуланику.
— Пан обергруппенфюрер заверяет вас, — переводил доктор, — что ваша работа будет в хороших руках. Он поместит ее на почетном месте в своих коллекциях. Пан обергруппенфюрер готов заплатить любую разумную цену… Я полагаю, вы подарите ему эту вещицу, — добавил Мезуланик от себя.
Офицер между тем достал бумажник и стал бросать на стол банкноты.
— Нет, нет, это много, — запротестовал Горнянчин, не сознавая, что тем самым он дал согласие продать доску. Да и что ему оставалось делать? Доска все равно была для него потеряна.
Немец высказал удивление, что не нашел на доске подписи автора, и пожелал, чтобы Горнянчин вырезал ее сейчас. Янек взял долото, нож и вырезал в углу: «Г.44». Когда он поставил дату, у него вдруг возникло непреодолимое желание расщепить доску одним ударом. Но этому желанию противостояло другое — сохранить свое творение, и оно оказалось сильнее. Да и немец, как нарочно, придвинулся совсем близко, заинтересованно следя за его движениями. Он не верил, что такую тонкую работу можно сделать столь грубым инструментом. В его глазах Янек видел восхищение, — возможно, и это еще удержало его руку.
На столе лежала кучка ассигнаций. Янек положил на них инструменты. Он не испытывал радости при виде этих денег.
Офицер приказал Мезуланику вынести доску из мастерской. На косогоре за домом он вынул из кармана блестящий свисток и пронзительно свистнул. Веселый шум и гомон, долетавший с дороги, затих.
— Одного человека! — резко крикнул офицер неожиданно сильным голосом.
Послышались команды, и через минуту на косогоре появился запыхавшийся солдат и откозырял офицеру.
Обергруппенфюрер протянул ему доску. Солдат взял ее и тут же едва не выпустил из рук. Офицер закричал на него, ударил перчатками по лицу и резко приказал ему идти. Солдат, весь напрягшись, спускался по косогору, бережно держа в руках доску.
Офицер повернулся к Янеку и вежливо простился с ним. Мезуланик фамильярно похлопал Янека по плечу и пообещал, что обязательно заглянет как-нибудь еще.
Они спускались к шоссе, а Янек задумчиво глядел им вслед.
— Они уже уехали, дяденька? А кого забрали? — услышал он вдруг за спиной чей-то голос и обернулся.
Это был Офефек — мальчуган Залеских, живших на краю деревни.
