Мура что-то сказал с большой серьезностью.
- Капитан-сан, мама-сан благодарит вас, это самое лучшее а ее жизни, теперь она может умереть счастливой! - И он и все они сразу поклонились как один, и тут он, Блэксорн, увидел, как смешно это было, и начал хохотать. Они вздрогнули, потом тоже засмеялись. Смех отнял у него последние силы, и старуха немного опечалилась и сказала об этом, и тут снова все вместе расхохотались. После этого его мягко положили в большую ванну, где было много воды, и вскоре он уже не смог ее больше выдерживать, и его, задыхающегося, положили снова на скамью. Женщины вытерли его, а потом пришел слепой старик. Блэксорн не знал, что такое массаж. Сначала он пытался сопротивляться этим щупающим пальцам, но потом их волшебная сила покорила его, и вскоре он лежал, чуть ли не мурлыкая, как кошка, когда пальцы нашли узелки и разогнали кровь, этот эликсир, который скрывался под кожей, мускулами и жилами.
После этого его отнесли в постель, слабого, полусонного, и там была девушка. Она была терпелива с ним, и после сна, когда к нему вернулись силы, он овладел ею очень осторожно, хотя так долго воздерживался.
Он не спросил ее имени, и утром, когда Мура, напряженный и очень испуганный, с трудом разбудил его, она ушла.
Блэксорн вздохнул. "Жизнь удивительна", - подумал он.
В погребе опять разворчался Спилберген, Маетсуккер проклинал свою голову и стонал, не от боли, а от страха, мальчик Круук был почти в обмороке, и Жан Ропер сказал:
- О чем ты смеешься, кормчий?
- Пошел ты к черту!
- Кстати, кормчий, - сказал Ван-Некк осторожно о том, что было у всех в голове, - вы очень неразумно атаковали священника перед этим поганым желтым негодяем.
Таково было общее, хотя и осторожно высказанное мнение.
- Если бы этого не случилось, я не думаю, чтобы мы были в этой грязи.
Ван-Некк стоял на расстоянии от Блэксорна.
- Все, что нужно было сделать, - это опустить голову в пыль, когда этот негодяй хозяин оказывается поблизости, и они становятся кроткие, как овечки.
Он подождал ответа, но Блэксорн не ответил, только повернулся к двери на лестнице. Казалось, что никто не сказал ни слова. Но напряжение увеличивалось.
Паулюс Спилберген с трудом поднялся на одном локте.
- О чем вы говорите, Баккус?
Ван-Некк подошел к нему и объяснил все про священника и распятие, и что случилось, и почему они здесь. Его глаза болели сегодня больше, чем обычно.
- Да, это было опасно, кормчий, - согласился Спилберген. - Я бы сказал, совершенно неправильно - передайте мне немного воды. Теперь иезуиты вообще не оставят нас в покое.
