Глотнув очередную порцию чая, я ответил Абдулле вопросом:
— А что ты сам думаешь по поводу того, о чем говоришь?
Абдулла, сделал вид, что не расслышал сказанного, задумчиво смотрел куда-то в сторону.
— Знаешь, мошавер,[12] я ведь тоже когда-то был членом НДПА.[13] Правда, было это так давно, что я начинаю уже забывать обо всем, что связывало меня с партией и Саурской революцией. Порой даже кажется, что все это было не со мной. До революции я служил в королевской гвардии Захир-Шаха, а потом у Дауда. Успел дослужиться до чина сержанта. Был молод и горяч. Многое в той жизни мне не нравилось, и, как большинство моих сослуживцев, я ратовал за прогрессивное развитие страны. Именно поэтому вступил в ряды НДПА. Правда, уже тогда было непонятно, почему офицеры, вступающие в партию, создавали свою коалицию — «парчам» (знамя) и называли себя «парчамистами», а мы, простые солдаты и сержанты, не могли быть рядом с ними. Мы были чем-то вроде второго сорта, но численно нас всё же было больше. Может быть, поэтому появилось второе крыло нашей партии — «хальк» (народ), а всех нас попросту стали называть «халькистами»…
Абдулла отпил чаю, собираясь с мыслями. По его смуглому лицу заходили желваки, которые было видно даже под бородой.
— После революции все ключевые позиции в Кабуле прибрали к рукам «парчамисты», несмотря на то, что во главе партии был «халькист» Тараки. Как не парадоксально, но от «халькистов» уже в тот период избавлялись всеми правдами и неправдами, отсылая их для выполнения партийных заданий подальше от Кабула. Эта участь не обошла и меня. Я вернулся в свой родной Кандагар, чтобы возглавить партийную ячейку в Аргандабе.[14] А спустя год Тараки был убит, и его место занял заместитель — Амин. Хотя он тоже был «халькистом», методы его руководства страной лично мне сразу же не понравились. Реформы, которые он проводил, попахивали геноцидом против собственного народа. Как-то раз, я имел неосторожность при посторонних засомневаться в целесообразности «генеральной линии» товарища Амина и, наверно, поэтому мгновенно слетел с занимаемой должности. Из партии, меня не исключили, но относиться ко мне стали с нескрываемым подозрением…
Амин принес много горя своему народу, но, слава Аллаху, он продержался в своем кресле недолго и, неизвестно откуда взявшийся «парчамист» Бабрак Кармаль вновь устроил кровавую баню — теперь уже всем «халькистам». Особенно зверствовали хадовцы, на сто процентов состоявшие из «парчамистов». Только в провинции Кандагар за одну ночь было арестовано больше тысячи «халькистов». Всех их засадили в кандагарскую тюрьму. Волей случая мне удалось избежать ареста, так как за день до репрессий я уехал со своей больной дочерью к родителям жены в отдаленный кишлак. Хадовцы, пришедшие меня арестовывать, перевернули всё в доме вверх дном, избили жену, но она так и не призналась мучителям, где я нахожусь. Уходя из дома, один из хадовцев вытащил из люльки моего трехмесячного сына и, взяв за ноги, ударил его о стену. Ребенок сразу же умер…
