-Нет.
-В Латвии наши с ихними схлестнулись, с французским легиеном. Ригу развалили к ебени матери.
Старик хрипло засмеялся.
-Вождь выступил: после Риги дальше пойдем, заразу дерьмократическую выжигать. Говорят, новая мобилизация будет.
-Мы победим, дедушка, - сказала Си Унь, выбросив в открытое окно зеленый хвост огурца.
-Победим, конечно, - согласился Ефимыч. – Сейчас пизды старые напряжем, нарожаем парней, вырастим на огурцах, и можно мобилизацию провесть.
Си Унь взглянула на старика.
-Дедушка.
-Да?
-А у тебя воевал кто-нибудь?
Ефимыч нахмурился.
-Еще б не воевал. Старшой Данила при Нью-Йоркском десанте погиб, младшенький Сереня на мине подорвался под Бухарестом. Даже сисек полапать не успел.
Си Унь стало жалко старика.
-Вот у тебя добротные сиськи, - сказал Ефимыч. – Вона, как топорщат гимнастерку-то… Ну, пошутил, чего глаза-то таращишь?
Он засмеялся, полез в авоську за огурцом.
ПАЗик вырулил с грунтовки на асфальтированную дорогу, по которой изредка проносились автомобили.
-Скоро у городе будем.
И правда: мелькнул указатель – «Столыпин, 10 км».
-Надеюсь, положат, суки, - вздохнул Ефимыч.
-Что, дедушка?
-Да, говорю, надеюсь, в больничку положат.
Ефимыч поерзал на сиденье, крикнул водителю:
-Эй, паря! Будет автобус на Клюки сегодня?
-Не будет.
-Надеюсь, положат в больничку, - как заклинание, проговорил старик.
Через двадцать минут автобус въехал в Столыпин.
У автовокзала Си Унь попрощалась с Ефимычем, снабдившим ее огурцами. Девушка пожелала старику удачи с больничкой, и тот поплелся прочь, приволакивая ногу, стуча лыжной палкой по асфальту.
Жара...
Си Унь расстегнула второю пуговку на гимнастерке. Как там сказал Ефимыч? «Добротные сиськи»?
Девушка улыбнулась и зашагала вверх по улице.
-Дурак, сколько повторять можно, никакой войны нет.
Аня оторвала ножку жареного зайца, принялась есть.
-Слушай, до каких пор ты будешь это делать?
-Что делать?
-Дураком меня обзывать, вот что.
Ведута взглянула на Толяна, цыкнула зубом, в котором застряла зайчатина (зайца, кстати, добыл Толян).
