Единственный человек, на которого патриарх русских бомбометателей, кажется, не обижался, был он сам. Но что значит один человек в этом многомиллионном мире, где люди руководствуются всем чем угодно, кроме разума и святых идей всемирной анархии?
Я не был уверен, захочет ли Муратов со мной встретиться. Как-никак, а мое имя было связано для него с одной из первых обид, которые его ожидали в России. Ведь ценности "Алмазного фонда" и патриаршей ризницы предназначались им для формирования отрядов черной гвардии. Правда, теперь все это было вчерашним днем, забавным эпизодом, пригодным лишь для будущих мемуаров. А то, что этот курьез завершился убийством Прилетаева и расстрелом Ритуса, особого значения, разумеется, не имело: Отец всегда философски относился к чужой смерти.
И все же неудача с драгоценностями, вывезенными из Краскова, могла царапнуть его самолюбие, а таких царапин Муратов не прощал.
Но мое предложение о встрече, сделанное ему по телефону, никаких возражений не вызвало.
- А почему бы и нет? - сказал он. - Заезжайте, мой дорогой. Старым друзьям всегда есть о чем поговорить.
В его приторном, как патока, голосе ощущалась кислинка. Но заниматься дегустацией мне было ни к чему.
- Когда можно к вам приехать?
- Завтра в середине дня вас устраивает?
- Я бы предпочел сегодня.
- Как всегда, торопитесь? Ну что ж, можно и сегодня. Я не у дел. Когда прикажете ждать?
- Через час, - сказал я и, положив на рычаг трубку, дал отбой.
Муратов снимал квартиру на окраине Москвы в ветхом деревянном доме, первый этаж которого некогда занимал магазин бакалейных и колониальных товаров.
На шаткой лестнице, ведущей на второй этаж, к затхлому запаху гнилой древесины примешивался густой аромат корицы и других экзотических пряностей.
Открыла мне пожилая простоволосая женщина, видимо, хозяйка.
- К Муратову, что ли?
Я кивнул.
- Ноги вытрите.
Рекомендация была нелишней: двор, в глубине которого стоял дом, был запружен грязью.
Из глубины большой полутемной передней появилась другая женщина, сухощавая, светловолосая. Казалось, она только что сошла с полотна художника-кубиста: вычерченные о помощью линейки идеально прямые линии узкого лица, тупые углы бровей, треугольник маленького подбородка - ни одной округлой линии. Портрет неизвестной был выполнен в серебристо-серых тонах.
- Драуле, - сказало произведение кубиста и протянуло мне угловатую костлявую руку.
Об этой американской анархистке, приехавшей в Россию для изучения тактики русских анархистов в условиях гражданской войны, я слышал от Зигмунда, которому она успела порядком надоесть.
