Двери лифта раскрылись, и женщина шагнула в коридор, идя в свой номер.
— Привет, Эшли.
Она вздрогнула, подняла голову и встретилась лицом к лицу с Джорданом.
На нем не было пиджака, рубашка была сырая, а карие глаза устало блестели в ярком свете электрических ламп.
— Убирайся прочь! — прошипела Эшли.
Ей нужно принять горячую ванну, глотнуть что-нибудь алкогольное и проспать, как минимум десять часов подряд.
— Тебе удалось? — спросил он без предисловий.
Она протиснулась мимо него и вставила ключ в замок.
— Что именно?
— Поставить Джеффри на колени.
Она в удивлении уставилась на Джордана. Открыла рот, потом так же медленно закрыла снова. Нет, она не обязана ничего ему объяснять.
На самом деле она еще ничего никому не рассказала. Ей очень не хотелось, чтобы эта новость превратилась в одну из журнальных сплетен. Этого Джеффри не заслужил. Как, впрочем, и Джордан.
— Можно с тобой поговорить? — спросил Джордан.
Она отрицательно покачала головой.
— Нам не о чем с тобой разговаривать.
— Нет, еще есть. Если ты пока не испортила ему жизнь.
Эшли повернула ручку двери.
— Тебе не удастся меня смягчить.
— Можно я хотя бы зайду на несколько минут, и попытаюсь тебе все объяснить?
— Нет, — отрезала она.
— Он мой брат, — трогательные нотки, появившиеся в голосе Джордана, дошли до самой глубины ее души.
Она недоверчиво покачала головой, не желая признавать правду.
— Представляешь, три часа назад у меня не было никакой семьи, — сказал он. — До тех пор пока я не увидел дату его рождения, я даже не представлял, что на земле есть кто-то, связанный со мной кровными узами.
Самое смешное, что это она предложила тост за его день рождения и попала в точку. Теперь понятно, почему он залез в бумажник Джеффри и достал оттуда водительские права.
Джордан покинул веселую вечеринку, желая разобраться в чувствах: ведь только что у него появился брат-близнец.
Она его понимала: она потеряла мать, когда ей было всего пять лет. Но у нее, по крайней мере, был отец, а также ее братья, Аарон и Роберт. Она пыталась представить себе — как это, когда нет семьи, И тут волна жалости и вины прокралась к ней в сердце.
Эшли вздрогнула.
Да, она по-настоящему могла посочувствовать ему — ведь он сирота. И все же это нисколько не извиняет его поведение.
— Ты был не прав, — сказала она.
— Я знаю.
— Я не могу тебя простить.
— Ты не обязана.
— И тебе не удастся смягчить меня.
— Возможно.
Она повернулась лицом к двери.
— Но ведь я могу попробовать? — спросил он тихо.
