— Нет, бабушка, не хочу я в твоего бога верить. Это всё сказки про адский огонь и прочее. Для детишек младшего грудного возраста. А мне уж двенадцатый год! Я взрослый!
И подумал дерзко: неужто меня, школьника, пусть и посредственника, какая-то неграмотная старушонка переспорит?
Ответил себе уверенно:
— Я, конечно, мушщина, и умею хранить тайны. Так что, бабушка, не беспокойся: про наш разговор никому ни слова не вякну.[82] Но права всё-таки учителка по естествознанию: человек произошёл от обезьяны.
— Ну, шпашибо на добром шлове, што не выдашь. Дак этто што жа полушатша? И я, штал быть, от поганой аближьяны проишхожу?
— Выходит, так. Все мы от них произошли. Они наши предки, — самоуверенно и даже с некоторым превосходством произнёс я.
— Дурак, ты, Егорка, вот што я тебе шкажу. Ежели такому кошшунштву над божим творением шеловеком уверовал.
Бабка разволновалась ещё пуще прежнего. Но я не мог согласиться с её заблуждениями. Однако старался сдержаться, чтобы не поссориться с несчастной старушкой. Но и она не желала сдаваться: нашла коса на камень.
— То, что я вам, бабушка, рассказал, ученые доказали. Чарльз Дарвин, например.
— Ён шамашетший… Как ево? В шамашедший дом ево нада-ть пошадить, шмутьяна.
— Не получится. Он уже давно умер.
— Этто Бох ево наказал, охальника. Прошти и шпаши, Боже, меня, рабу твою грешную. А тебе, Егорка, ишшо покажу, книги от Боха напишанныя. Иштинны, швятыя те книги.
— Давайте. Мне интересно, что в них ваш бог утверждает. Сам, что ли, он те книги сочинил?
— Пошто шам? Ево пророки, апошталы, швятыя штимыя, жатворники да штолпники…
— Давайте, давайте. Я сам хочу убедиться в том, о чём вы мне рассказали.
Герасимовна оглянулась, хотя рядом по-прежнему никого не наблюдалось, и, приблизившись почти вплотную, прошамкала мне на ухо:
— Те книги — потаённыя. Вот я пойду шлушать, и ты — жа мной. Никому не обмолвишша? А то беда будёт. Больша беда. Жаарештуют.
— За что? — полюбопытствовал я. Мне всегда нравилось всё таинственное, скрытое от других, тайное, что сулило новые откровения, открытия, знания.
— Когда пойдём? — нетерпеливо спросил я.
— Помалкивай. Я тебе шама шепну.
Я кивнул понимающе.
Наверное, чепуховина какая-нибудь. Бабушкины сказки. Но всё равно интересно. Пойду! Насчёт же «заарестуют» — фантазирует бабка. За что? Разве это какие-нибудь фашистские листовки?
— Честное пионероское, никому ни гу-гу, — брякнул я невпопад. — Не сомневайтесь, бабушка.
Герасимовна аж на траву под ноги плюнула.
