— Почему не женился на ней?
— Спортсмены самые невезучие в личной жизни люди, у нее — каникулы, у меня — спортивные сборы. У всех — праздники, у меня — соревнования. Думаешь, легко молоток кидать? Намаешься.
— Ну?
— Личная жизнь — анархия, а спорт организованности требует.
— Я бы этот молоток так забросил!..
— Призы… Ее это не занимало.
— А ты увлекаешься?
— Просто я уступить ей не хотел. Себя.
Кеша не ответил, вынул из рамки фотографию тети, фотографию ее мужа и ту, с обелиском братской могилы, положил в открытый чемодан. Щелкнули застежки. Все.
На улице, у ворот, вынул гвоздь из кармана, поискал под ногами камень, прибил дощечку. Алимджан прочел из-за его плеча:
— «Продается дом»!
— Купи, — предложил ему Кеша. — Недвижимое имущество укрепляет семью. Адольф Спивак.
Алимджан хлопнул его по плечу покрепче.
— А юмор укрепляет здоровье. Вот это мне нравится. Кеша повернул ключ в пудовом замке, протянул Алимджану.
— Будут приходить — показывай. — И поглядел, как Алимджан стал крутить ключ на пальце. — А я поехал делом заниматься.
— Чемодан, — сказал Алимджан.
— Я запомнил твой совет.
— Чемодан!
— Что?
Чемодан сиротливо стоял у ворот, от которых они отходили. Кеша вернулся, подхватил его.
— Бывай!
— Бывай!
Хлопнули по рукам, как друзья.
На дом Мастуры Кеша даже не оглянулся. Еще шаг — и дом станет дальше, поворот — и дом исчезнет за углом… Еще день — и откроется глазам другая земля, где раньше темнеет и раньше светает, где знакомая река, даже деревья знакомые.
Что она сейчас делает, Мастура?
Был будничный час будничного вечера, и Мастура в своей комнате собирала на стол. Готовилась встретить мать, расставляя тарелки, еду и накрыв полотенцем горячий чайник. Так уж было заведено. Мама никогда нигде не задерживалась, и Мастура в этот час не покидала дома.
Комната была с большим окном, но тесная. Круглая голландская печка чернела в ней как самая крупная вещь, выпирая боками из угла. Кровать, с которой мама неслышно вставала по утрам, крадучись, без шороха, чтобы не потревожить сон дочери, шкафчик с посудой, кушетка, этажерка с книгами и будильником, каждый день трезвонившим чуть свет, жались по стенам.
Вот уже зашевелился, защелкал ключ в замке входной двери — Мастура привыкла к его звуку, вот открылась дверь комнаты.
— Мама, — сказала Мастура.
У порога стояла вагоновожатая трамвая, та самая, перед которой полчаса назад, повторяя движения усатого милиционера, выкамаривался Кеша.
— Мама, — повторила Мастура, — я ужин приготовила.
