— Да хватит уже! — не выдерживаю я.
— Ну все, идем, — говорит Киллиан. — Мы собрали тебе сумку.
— Когда вы успели?!
Киллиан обращается к Бену:
— Времени совсем мало.
А Бен отвечает:
— Он может пойти вдоль реки.
Киллиан:
— Ты же знаешь, что может случиться.
Бен:
— Это не меняет наших планов.
— ЧЕРТ, ДА ЧТО ПРОИСХОДИТ?! — ору я, только слово выбираю другое, так? Потомушто происходящее просит другого слова, покрепче. — КАКОГО ЕЩЕ ПЛАНА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?!
Но они по-прежнему не думают меня ругать.
Бен понижает голос, и я вижу, как он пытается привести в порядок свой Шум.
— Помни, это очень и очень важно: не смей думать о том, что случилось на болоте.
— Почему? Спэки вернулись и хотят нас убить?..
— Не думай об этом! — обрывает меня Киллиан. — Спрячь как можно дальше, забудь и не думай, пока не уйдешь далеко-далеко от города, где тебя никто не услышит. А теперь за мной!
И он бросается к дому — бежит, понимаете, бежит со всех ног.
— Пойдем, Тодд, — говорит Бен.
— Никуда я не пойду, пока вы мне все не объясните!
— Всему свое время. — Бен берет меня за руку и тащит за собой. — Объяснения получишь позже. — В его голосе столько грусти, что я больше не могу сопротивляться и просто спешу за ним к дому. За моей спиной лает во всю глотку Манчи.
Наконец мы добираемся до дома, и я жду, что…
Не знаю, чего я жду: увидеть, как из леса выходит армия спэков? А им навстречу люди мэра Прентисса с ружьями?.. В Шуме Бена и Киллиана ничего не разобрать, мои собственные мысли кипят, как вулкан, да вдобавок Манчи никак не заткнется — разве можно соображать в таком гвалте?
Но там никого нет. Только наш дом, самый обыкновенный фермерский дом. Киллиан влетает на кухню через черный ход, мчится в комнату для молитв, которой мы никогда не пользуемся, и начинает отдирать половицы. Бен идет в чулан и набивает тряпичный мешок сухофруктами и вяленым мясом, потом переходит в ванную и бросает в тот же мешок маленькую аптечку.
А я просто стою, как дурак, и не понимаю, что, черт побери, творится.
Вы, верно, подумали: как ты можешь не знать, если каждый день, каждую минуту своей жизни ты постоянно слышишь мысли этих двоих? Вапщем, в том-то вся штука. Шум — это шум. Лязг, грохот, да еще вперемешку со звуками, мыслями и образами. В нем сложно что-либо разобрать. Умы мужчин — как захламленные чуланы, а Шум — что-то вроде живого, дышащего воплощения этого хаоса. Это одновременно и правда, и вымысел, и фантазии, и страхи… Сначала Шум говорит одно, а в следующий миг совсем другое, и хотя где-то есть истина, как можно отличить ее от остального, когда на тебя валится
