Каждый убивал [Журнальный вариант] | страница 81

Черт, все тут мной командуют…

— Татарник сейчас заодно с тобой и нас поимеет! — несочувственно смеется вахтер.

Обидно.

Издевается? Да нет, скорее — ничего личного, всего лишь развлечение на рядовом скучном дежурстве, успокаивает себя Глеб, но победное настроение сбито. Все тут, в этом каземате, построенном в послевоенном советском году, нацелено на одно: гнобить человека. Не случайно, похоже, и такое совпадение: дом — ровесник матери. Все они, зачатые на излете диктатуры, потом всю жизнь воспроизводят ее модель. Мамаша тоже заточена на то, чтобы подавлять. Воспитанием называет… “То не смей, это не трогай!” А если ослушаешься — “Я же говорила!” До сих пор, блин, достает до печенок.

— Да отстаньте вы все от меня! — вырывается у него вслух.

Услышав свой голос, Глеб оглядывается, не заметил ли кто, что он сам с собой говорит? Повезло — на лестнице пусто. Не то бы… Так и представил, как в каждом кабинете с ужимками повторяют его вскрик и крутят пальцем у виска. Всякое внимание ему во вред.

Перешагивая через ступеньку, Глеб убегает от своих мыслей. И защищает ту новую жизнь вне стен прокуратуры, которая у него теперь есть. Своя, такая офигенная, что им всем и не снилась. На все пойду, чтобы никто никогда о ней не узнал!

Настроение мгновенно переключается с минуса на плюс, но теперь уже радость пульсирует внутри, не проникая наружу. Ощущение приятное, греет, как камин в каком-нибудь английском замке. Пусть снаружи хоть буря, а ему наплевать!

В кабинет Татарника Глеб заходит, специально чуть сгорбившись. Чтобы выглядеть как всегда — чуть робеющим перед начальством. Чтобы не насторожить шефа, чуткого в наблюдении над подчиненными. Как лоцман должен улавливать малейшую перемену ветра, изменение цвета на море, так и Татарник, чтобы удержаться на плаву, вглядывается в каждого человека, с которым взаимодействует. Глеб тоже пытался… Но ему ведь дело надо делать. В процессе расследования увлекаешься и видишь только конечную цель. Идешь напролом. Тут уж не до цирлихов-манирлихов с коллегами, не до их обид. Сослуживцы становятся инструментом, который надо использовать максимально продуктивно.

Остановившись перед столом Татарника, Глеб смотрит в пол. В который раз рассматривает геометрический узор ковра, изученный за годы службы до последней ворсинки. Своего рода фронда — не пялиться в лицо начальнику, не ловить его взгляд. Помогает сгруппироваться, чтобы принять неизбежный удар.

— Ты где весь день шляешься?