Млечный Путь | страница 91



— Торт ей нельзя, наверное?

— Лучше не стоит, — сказала я. — Но мы можем купить фруктов. Вон подходящее заведение. — И показала рукой на магазинчик с выставленным у дверей фруктовым изобилием.

— Сходи ты, а то мне очень трудно говорить.

— Может быть, мы вообще сегодня не поедем? Ты выглядишь совсем неважно.

Он умоляюще посмотрел на меня и потер челюсть.

— Ладно, молчи. Я все поняла. Тебе очень хочется повидать наших девочек.

Когда я вернулась с пакетом фруктов, он поспешно сунул мобильный в карман.

— Какая прелесть, — сказала я. — Оказывается, по телефону тебе говорить не трудно?

— Я не говорил. Я проверил рабочую почту.

— Почту? У тебя в мобильном Интернет?

— Можно подумать, у тебя нету! Ох… — И опять схватился за челюсть.

— Все-все! Молчим-молчим! Есть, наверное, только я не умею им пользоваться. Ты же знаешь, у меня проблемы с техникой. Я кофеварку-то едва освоила.

Он замахал на меня руками, морщась со страданием.

— Молчу-молчу, дорогой. В аптечке наверняка есть обезболивающее. Может быть, поискать, примешь?

— Езжай! У Селин что-нибудь приму…

— Папочка! Может быть, приляжешь? — обнимая его на пороге, сказала Селин. — И вообще переночуешь у нас? Мама, ну правда, оставайтесь! Куда ему сейчас ехать?

Но он сказал, что ему завтра на работу, и попросил у нее аспирина и коньяку, и мы поехали домой, и я уже очень хорошо представляла себе, что за вечер и ночка меня ждут.

В машине Даниель дремал и тихо постанывал, потом я почти на себе дотащила его до квартиры.

— Еще немножко, мамочка, еще немножко потерпи… — пробормотал он. — Дашь мне еще коньячку, и я рухну… Спать, спать, спать…

Я открыла дверь и сама чуть не рухнула: в гостиной сидели свекровь, Тьерри, Аннет, очень полная дама и еще более упитанный господин в очках. На журнальном столике перед ними было что-то сервировано. Свекровь первой сорвалась с дивана и шустро засеменила к нам.

— Ничего-то вы без меня не можете! Как дети малые! Знакомьтесь, это…

— О, мама… только не сейчас… — с мукой прошептал Даниель, приваливаясь лбом к дверному косяку. — У меня так болит челюсть… и вся голова… стоять не могу…

Глава 29, в которой конец июня

Жюль Рейно сидел в своем кабинете за письменным столом перед компьютером. На фоне яркого окна, боком к Марте, с «воскресной» щетиной и в красно-синей байковой клетчатой рубахе. Подобно большинству мужчин по выходным Жюль старался увильнуть от общения с бритвой, а клетчатые рубахи он носил всегда, сколько Марта его помнила. В юности, вероятно, они были своего рода вызовом белым воротничкам его традиционно банкирской семьи, а с возрастом стали буквально его визитной карточкой. Варьировались лишь яркость клетки и ткань: тонкий хлопок и сдержанные тона — для деловых будней, байка и ярчайшая клетка — на досуге в любое время года.