Эштон и его помощник подумали обо всем. Сначала они остановились на скамейке в парке, чтобы отдохнуть, подкрепиться сэндвичами и восстановить дыхание. Когда, наконец, они достигли музея, никто не устал от непривычного упражнения.
Они вместе прошли через ворота музея, старясь, вопреки логике, говорить шепотом, и по широким каменным ступеням поднялись ко входу в зал.
Эштон хорошо знал этот путь. С причудливым юмором он показал свой билет в читальный зал, куда они направлялись, с почтительного расстояния, проходя мимо похожих на статуи служащих. Ему показалось, что посетители огромной комнаты, по большей части выглядели почти также как обычно, даже без действия ускорителя.
Собирать книги, перечисленные в списке, было простой, но утомительной работой. Казалось, они были выбраны скорее за их красоту, как произведений искусства, чем за их литературные достоинства. Выбор был сделан тем, кто хорошо знал свою работу. Делали они это сами, подумал Эштон, или купили других специалистов, как купили его? Он подумал также, можно ли представить все разветвления их заговора.
Было просмотрено значительное количество стеллажей, но Эштон не хотел пропустить ни одной книги, даже случайно. В то время, как он складывал достаточное количество томов, чтобы получилась удобная пачка, Стив носил их во двор и складывал на мощеной площадке, пока не образовалась небольшая пирамида.
Неважно, что книги оставались на короткое время вне поля ускорителя.
Никто не мог бы заметить их мгновенного существования в нормальном мире.
Они пробыли в библиотеке около двух часов своего времени и сделали перерыв, чтобы перекусить перед следующим этапом работы. По дороге Эштон остановился для небольшого частного дела. Раздался звон разбитого стекла небольшой витрины, стоящей в одиноком великолепии, которая открыла свое сокровище: затем манускрипт Элис был надежно упрятан в кармане Эштона.
Среди антикварных изделий он не чувствовал себя так уверенно. Нужно было взять по несколько образцов в каждой галерее, и иногда было трудно понять причину выбора. Казалось – и опять он вспомнил слова Албенкина – эти произведения искусства были выбраны кем-то по совершенно чуждым стандартам.
В этот раз, за несколькими исключениями, они, по-видимому, не обращались к экспертам.
Второй раз в истории был разбит ларец с Портландской Вазой. Через пять секунд, подумал Эштон, тревога охватит весь музей и здание наполнится шумом. Но за пять секунд он может быть за много миль отсюда. Это была пьянящая мысль, и поскольку он работал быстро, чтобы выполнить контракт, он начал сожалеть о цене, которую запросил. Впрочем, и сейчас еще было не поздно.
