Крадучись, американец обошел бдительного стража и поднялся выше. Верхний коридор был тускло освещен латунными лампами, расположенными на равном расстоянии друг от друга. Вдоль стен в два ряда тянулись тяжелые деревянные двери, окованные бронзой. На одной из них ковка образовывала причудливую вязь, а косяк украшала лепка. Гордон был у цели. Он подошел к двери, снова прислушался, а затем чуть слышно постучал — трижды по три раза.
Тишина казалась бесконечной, а потом за дверью раздался звук шагов, приглушенный толстым ковром. Дверь бесшумно распахнулась. На пороге стояла стройная молодая женщина. Она была не просто прекрасна — казалось, она окружена какой-то волшебной аурой, а сияние ее глаз затмевало блеск драгоценных камней, украшавших ее пояс.
И она знала Гордона. Порывисто шагнув к американцу, она обняла его. Руки у женщины были тонкими, но сильными.
— Аль-Борак! Я знала, что ты придешь!
Она увлекла его в комнату. Гордон поспешно закрыл за собой дверь. Кроме них, внутри никого не было.
Комната была обставлена с ослепительной роскошью. Диваны, обитые шелком, украшенные резьбой столики и шкафчики, тяжелые бархатные драпировки — все это разительно отличалось от аскетичного убранства храма. Впрочем, если Гордон и испытал восторг, то лишь ненадолго. Окинув взглядом комнату, он вновь повернулся к женщине, лицо сияло от радости — и эта радость была искренней.
— Откуда ты знала, что я приду, Ясмина?
— Ты никогда не бросал друга в беде.
— А кто в беде?
— Я!
— Но ведь ты здесь богиня!
Ясмина отступила на шаг, радость на ее лице сменилась столь же искренним недоумением.
— Я же тебе все объяснила в том письме!
— Я не получал никакого письма.
— Тогда почему ты здесь?
Она попятилась и посмотрела на него так, словно хотела убедиться, что действительно видит Фрэнсиса Ксавьера Гордона, которого знала как Аль-Борака. Гордон вздохнул.
— Это долгая история. И все-таки: почему Ясмина — Ясмина, у ног которой лежал весь мир, которая от скуки бросила этот мир, чтобы стать богиней в чужой стране, — почему Ясмина говорит, что попала в беду?
— Потому что это правда, Аль-Борак.
Ясмина нервно отбросила с виска тяжелый темный локон. Ее глаза чуть затуманились, словно от грусти и усталости… и чего-то еще, чего Гордон никогда не видел прежде.
Это был страх — вернее, пока еще тень страха.
— Но ты, наверно, проголодался с дороги. Эта еда тебе сейчас нужнее, чем мне.
И она усадила гостя на диван, села рядом и придвинула маленький золоченый столик, на котором стояло блюдо с приправленным рисом и жареной бараниной и кувшин с кумысом. Вся посуда была из чистого золота.
