В свете восходящей луны, рассеявшем ночную тьму, передо мной неожиданно возникла знакомая базальтовая скала с лужайкой и лесная сторожка у ее подножия. Места, вошедшие в анналы нашей жизни в замке в качестве «поля боя» между моей компанией и Стандой как свидетели успешно проведенного экзамена на отвагу. Я не преминул напомнить об этом Станде даже в теперешней исключительной ситуации.
— У меня до сих пор на лбу и на носу отметины, — прогудел он, ставя мотоцикл как раз на ту площадку, где несколько дней назад мы сбили его с ног. — Да вы и без того уже испортили мне настроение, когда попытались одни улизнуть из замка.
Пока мы шепотом обменивались впечатлениями о недавнем ночном приключении, Станда вынул из кожаной сумки под седлом висячий замок и с силой нажал дверь лесной сторожки — после этого ее можно было запереть. Потом мы неслышными шагами, осторожно направились к замку.
Когда мы пересекали небольшую долину, поросшую кустиками земляники, мне пришла на память наша встреча с паном Гильфе, и я непроизвольно произнес:
— Две тысячи каугумми.
— Тесс, — зашипел Станда и больно стиснул мне плечо. Прижавшись губами к моему уху, он прошептал: — Тут кто-то есть!
Мы остановились как вкопанные, словно вросли в землю; несколько минут протекли в полном оцепенении, но вскоре где-то неподалеку, впереди нас, сдавленно кашлянули. Мы медленно, сантиметр за сантиметром, продвигались вперед и, прежде чем сделать новый шаг, носком кеды проверяли, нет ли сухих веточек, чтобы их треск не выдал нашего присутствия. Трудно определить, как долго мы подкрадывались к замку, — в таком состоянии ощущение времени теряется. Тяжелый мешок за спиной оттягивал мне плечи. Страх, как бы не споткнуться в последний момент, тоже давал себя знать. От напряжения я весь сжался, по лицу градом катился пот. Как только за редкими деревьями показались озаренные светом луны очертания замка, меня охватила дрожь. Заросли кустарника в конце леса были такими густыми, что последние метры нам пришлось проползти по-пластунски. Так мы очутились метрах в десяти от замковой ограды. Через просветы между бузиной и переплетениями терновника можно было все-таки кое-что разглядеть. Перед коваными воротами замка вырисовывалась чья-то темная фигура. На фоне освещенной лунным светом ограды я по некоторым характерным признакам тут же установил личность ночного наблюдателя. Шляпа с широкими полями, перекрученная спиралью трость и, главное, острая серебристая бородка… Сомнений у меня не оставалось. Перевернув руку Станды ладонью вверх, я начертил на ней: «РИХТР». «ДА», — написал в ответ Станда и крепко ухватил меня за локоть. Тесно прижавшись друг к другу, мы лежали довольно долго, наверное больше получаса. Бородатый знаток картинной галереи замка за все это время ни на секунду не изменил своего положения. Переступал с ноги на ногу, плевал в носовой платок, зажатый в ладони, и не сводил глаз с фасада замка, сиявшего за чугунной оградой. Ночные шорохи перед оградой его ничуть не волновали, он прислушивался лишь к признакам жизни за оградой. Не услышав ничего подозрительного, он оставил свой наблюдательный пост и, шаркая, поплелся вдоль замковой стены, нащупывая путь кончиком трости.
