— А больше ты ничего не приметил? — неожиданно спросил он, приглушив голос.
Я в растерянности взглянул ему в лицо. А отец, словно прочитав мои мысли, пояснил, улыбнувшись:
— Тебе не показалось, что этот Швабинский чересчур любопытен?
Я проглотил кусок и кивнул.
— Да, довольно любопытен. Только наш классный говорит, что в старости все становятся любопытными, как дети, вот я и решил… Да и вы с мамой тоже небось сказали бы, что теперь мне повсюду мерещатся мошенники.
— Не сказали бы, — покачал головой отец. — Эти его расспросы у меня из головы не выходят. Если бы кто другой, я бы тоже отмахнулся и решил — просто любопытный старикашка. А Рихтр до конца войны служил в замке, что-то там реставрировал, он мастер по столярной части и отличный слесарь, он знал обо всем, что там творилось. Возможно…
Отец не закончил и задумался.
— Что он нарочно завел разговор о картинах? — спросил я.
— Ну, конечно, — отозвался отец и тут же запнулся. — Всем известно, что он любит живопись. И даже сам малюет пейзажики и сбывает их в Винтицах, здесь, в Градиште, и по всей округе.
— Чего же он тогда картины с рыцарями и графами ругал: пачкотня, мол, это? Сам-то он что, лучше рисует?
— Едва ли, — рассмеялся отец. — Но все-таки отчего это он так настойчиво выспрашивал, остался ли сегодня кто-нибудь в замке?!
— Верно! — Я выскочил из-за стола.
— А ты ему так прямо все и выложил, — посетовал отец. — Я уж и знаки тебе делал, чтобы ты притормозил малость, да где там… Так и шпарил, как таблицу умножения.
Взглянув в зеркало, висевшее над умывальником, я увидел свое багровое от смущения лицо.
— Что же теперь делать? — заикаясь проговорил я. — А если он туда заберется и что-нибудь утащит?
— А что?
— Ну, не знаю, может, у него там спрятано… Может, те же самые картины?
— Картина — не перстенек. Разве вы не осмотрели замок как следует?
Я поколебался, в голове пронеслись воспоминания о наших хождениях по пустынному замку, которые мы предприняли в пятницу и в субботу.
— По-моему, осмотрели все, — ответил я. — А ну как где-нибудь в стене тайник, как на втором этаже, где господин Гильфе хранил чемоданы?
— Вот уж не знаю, — сказал отец. — Все может быть.
Я набросил на себя куртку.
— Я к ребятам.
— Погоди. — Отец ухватил меня за руку. — Ни к каким ребятам ты не пойдешь, это не ребячьи заботы.
— Папа! — с упреком воскликнул я.
— Ну согласись, четырнадцать — это еще не возраст для настоящих сыщиков. Только не вздумай обижаться. У меня еще живы довольно грустные впечатления от твоей компании. Без провожатых, как ты сам понимаешь, я вас не отпущу, тем более сейчас, ночью.
