— Постой, – перебил Антонин. – Что значит «выбрала»? А у нее был выбор?
Том был в ударе: лихо отставил ногу, принялся демонстративно загибать пальцы.
— Я запомнил только тех, кто заслуживают внимания. Во–первых, мой дед – отец матери. Теперь он умер, но тогда… тогда мать вполне могла меня оставить с ним. Во–вторых, мой дядя и ее родной брат. Он до сих пор жив, но Крестная неразговорчива о моих родственниках, и я ничего о нем не знаю. Третий вариант не самый привлекательный по сравнению с первыми двумя, однако лучше, чем опекунство Крестной и этот приют. Это тетушка Дотти. Она каждый раз так активно вспоминает мою мать, что я теряюсь в догадках, отчего не она моя крестная? Для роли доброй тетушки нет никого лучше.
Антонин хмурился, краем глаза косил на Тома и тут же отводил взгляд.
— Столько вариантов, – продолжал рассуждать Том, – но нет, она выбрала самый худший, самый жестокий.
— Взрослые всегда жестоки, – заметил Антонин. – Невелика разница между отцом и матерью, раз. Может не зря и мать твоя, и Крестная недоговаривают об отце. Оставь, зачем тебе еще одна головоломка?
Том порывисто шагнул к Антонину, припал на колени, заглянул прямо в глаза.
— Чтобы знать, – зашептал он. – Когда узнаю, кто они – мои родители, мои предки, только тогда пойму, кто я сам? Зачем я? Человек не знающий, своих предков, не имеет прошлого и никогда не сможет найти будущее.
Антонин выглядел так, будто с трудом понимает его слова, но старается изо всех сил.
— Тебе Слизерина разве мало?
— Мало! Мне всегда всего мало. Мне дают лишь часть правды, а я хочу знать все.
Мальчики смотрели друг на друга, казалось, дышали в унисон, но у каждого саднила только своя, личная, обида.
— Мастер–р Том, – прокаркало сверху неожиданное, – пор–ра: сир–роты из цер–ркви возвр–ращаются.
Как по команде, Том встал, шагнул к выходу, уже у двери бросил через плечо:
— Вернусь, как все уснут.
Антонин не ответил, как волк в полнолуние, вздернул подбородок к небу, почудилось вот сейчас же и затянет тоскливую.
***
За приготовлениями ко сну разгорелись привычные споры и разборки. Менялись участники и причины ссор, но неизменным оставалось одно: каждый отвоевывал свою территорию.
— Хоппс, что за дела?! – завопил Мартин у открытого платяного шкафа.
Хоппс в это время уже забрался под одеяло, ответил вяло:
— Для тебя, Свенсон, я мистер Хоппс, понял?
— Лье ты Хэмпширское, а не мистер Хоппс! Какого черта твои рабочие вещи на моей полке?
— Эта полка мне удобнее, она вровень с руками. Я что наклоняться должен?
