Симон Луишем молча подал нетронутый ломтик хлеба, Том принял с кивком. Дейвис криво ухмыльнулся.
— Не перестаю тебе удивляться, Реддл!
Том уже собрался ответить емко, но желчно, когда от среднего ряда столов послышался растерянный вскрик, а затем звук падения. Об ужине забыли, все взгляды обратились в ту сторону, но с места никто не двинулся. Упавшей оказалась девочка всего на пару лет младше Тома. По столам побежали тихие, едва слышные шепотки.
— Кто она?
— Норма Смит.
— Неумеха!
— Это не ее вина, просто поскользнулась.
— На ровном‑то месте?
— Нет.
— Кто‑то разлил чай.
— Я видел лужицу.
— Нарочно?
— А кто теперь разберет?
— Эй… что это с ней?
Тут в столовой мгновенно воцарилась тишина, взгляды стали напряженнее. Девочка все еще сидела на полу, потирая ушибленную ногу, но выражение ее лица переменилось. Губы дрогнули и некрасиво скривились, глаза заволокло влагой, нос покраснел, набух, как перезрелая слива, а по щекам покатились крупные слезы. Сироты, как один человек, возмущенно ахнули, отовсюду послышались осуждающие реплики, злые комментарии.
Элеонор Хьюитт, что сидела с Томом за одним столом, скривилась от презрения, прошипела:
— Все‑таки заплакала…
— Слабачка, – закончила за подругу Матильда Эндфилд, брезгливо наморщила носик.
— Ей только девять лет, – заметил Пиклс шепотом.
Дейвис глянул на него с негодованием.
— Ей уже девять лет, Пиклс. Должна была знать, что это позор.
Симон – первый за их столом – вернулся к поглощению похлебки, сказал будничным тоном:
— Теперь она – пустое место.
— Отныне подвальные крысы значимее ее, – кивнул Дейвис согласно. – Глупая еще не знает, что после отбоя опять будет реветь.
Глаза Матильды блеснули догадкой.
— Думаешь, соседи по комнате ее за это проучат?
Дейвис пожал плечами.
— Должны. Мы же так делали с Кларком…
— Лишь потому, что он дал слабину при свете дня, – вмешался в разговор Симон.
Том с Симоном обменялись понимающими взглядами: первый тайно читал по ночам книги, а второй частенько мучался бессонницей. В их спальне еще и Стайн лунатил, но это было неосознанное поведение, на утро все воспоминания стирались.
Дейвис напрягся, глаза превратились в щелки.
— Что за намеки, Луишем?
— А то, что ты тоже скулил первое время, – вставил Том, – только по ночам. Думал тебя не слышат?
Дейвис переводил горящий взгляд с Тома на Симона, потом на Пиклса, когда настала очередь Матильды, та демонстративно отвернулась. Элеонор же с вызовом встретила его взгляд, просюсюкала жалобное:
