Закусив нижнюю губу, она зашла ему за спину. Тошнота подкатила к горлу, когда девушка близко увидела его исполосованное тело. На широкой, мускулистой спине не было места, которое не изуродовал бы кнут, которое не кровоточило бы или не было испещрено ужасными красными рубцами.
Ей захотелось протянуть и положить руку на его плечо, пожать ему кисть, почувствовать его тело под своей ладошкой. Вместо этого она достала косынку из кармана юбки и начала вытирать кровь с его спины.
— Хей! — мягко предостерег он, вздрогнув от прикосновения материи к израненному телу. — Нет, ты не должна.
Кивнув головой, Бриана убрала руку. Конечно же, он был прав. Если она позаботится о его ранах, они узнают, что кто-то был здесь и помогал ему. Она снова встала перед ним.
— Почему они бьют тебя?
— Я ударил васику, которого зовут Харт.
— Почему?
Шункаха Люта с сожалением покачал головой.
— Это было глупо. Они обзывали и дразнили меня с того самого дня, как я здесь появился. Я думал, что уже научился не принимать это близко к сердцу. Но сегодня…: — он пожал плечами и поморщился, когда движение принесло новую волну боли его истерзанному телу. — Сегодня, когда они начали дразнить меня, я больше не мог спокойно относиться к этому. А когда человек по имени Харт грязно обозвал мою мать, я ударил его. — Шункаха Люта улыбнулся. — Мне стало так хорошо, и я ударил его снова. И потом еще раз.
— Стоило ли делать это?
— Тогда я думал, что стоило, — криво усмехнулся Шункаха Люта.
— А сейчас?
На какое-то время он серьезно задумался над ее вопросом. Медлил с ответом. Он думал о боли, от которой страдал, о муках, которые он испытывал каждый раз, когда кнут рассекал его тело. Потом он вспомнил то удовлетворение, которое почувствовал, ударив надсмотрщика, набросившись на своего врага и ощутив его кровь на своих руках.
— Я не жалею об этом.
— Могу я что-нибудь сделать, чтобы тебе стало лучше? — спросила Бриана. — Что-нибудь вообще?
Он медленно покачал головой, не сводя глаз с ее лица. «Каков ее стан под этим бесформенным платьем?» — подумал он и тут же упрекнул себя за такую мысль. Она была всего лишь ребенком, а он — взрослым мужчиной. Его взгляд остановился на двух длинных косах, спадающих на плечи. Раньше он никогда не видел волос такого цвета, золотистых и ярких, как солнце, и неожиданно ему захотелось, чтобы его руки были свободными, чтобы он мог расплести эти косы и запустить пальцы в водопад ее волос. Столь ли они мягки, как кажутся? И снова упрекнул себя за то, что допустил такие мысли.
