Сила духа тоже была качеством, которым восхищались, и которое означало, что человек может выносить физические страдания и боль, оставаться невозмутимым во время сильного эмоционального напряжения. На войне или во время охоты воины должны были мужественно переносить раны, мириться с долгими периодами голода и без жалоб подвергаться опасности.
Благородство ценилось гораздо больше, чем сама жизнь. Накапливать добро лишь для себя считалось позорным. Дарить подарки было образом жизни. Мужчины, возвратившиеся с охоты, делились добычей; вернувшиеся из набега — всеми вещами и лошадьми, которых они захватили. В важных случаях устраивались пиры и праздники, куда приглашали всех, и каждый обменивался дарами с другими.
Мудрость почиталась очень высоко. Человека, который был мудрым, просили давать советы другим, помогать решать спорные вопросы, учить молодых. Такие люди часто становились шаманами.
Шункаха Люта пристально смотрел в темноту, зная, что койоты бесшумно охотятся под покровом ночи, потом поднял глаза к звездам. Он думал о том, что, пожалуй только сила духа поможет ему вынести все страдания, выпавшие сейчас на его долю. В цепях, избиваемый кнутом и оскорбляемый своими врагами, он призывал себе на помощь все свое самообладание. По правде говоря, быть в строительной бригаде было много лучше, чем томиться за решеткой. Здесь, в конце концов, он мог дышать свежим прохладным воздухом, видеть горы, вдыхать сладкий аромат земли и благоухание деревьев.
Но, с другой стороны, это же и усугубляло тяжесть положения. Видеть холмы и не иметь возможности пробежать по их лесистым склонам, слышать постоянно лязг цепей на своих ногах — это было поистине мукой.
Он посмотрел на тяжелые кандалы. Когда пленители впервые заключили его в громоздкие оковы, он сопротивлялся, как дикий волк, попавший в капкан. Даже зная, что никогда не сможет разбить их и освободиться, он продолжал бороться с цепями, пока его запястья и лодыжки не начали кровоточить. Сейчас, спустя шесть месяцев, их тяжесть была так же привычна, как и цвет его кожи.
Один из заключенных вскрикнул во сне, и Шункаха Люта перевел свой взгляд на узников. Они сторонились его, не доверяли ему, потому что он был индейцем, ненавидели его, потому что он отказывался унижаться и пресмыкаться, отказывался быть чем-то меньшим, чем человек. Они растаптывали свою честь и гордость, чтобы избежать кнута, они съеживались от каждой угрозы. Шункаха Люта не делал этого. Не мог. Его честь это все, что у него осталось, и он ревностно оберегал ее.
