Люблю Германию за автобаны; только за них и люблю.
Реверс. Вот он я: лощёная харя с зарумянившимися щеками в цвет галстука. Рядом свидетели, родители, гости, ещё какие-то люди. Вообще всё это, каждый элемент свадьбы, будто бутафория, что насмешливо шепчет: «Condoleo et congratulor[3]«.
Я говорил ей: «Мария, для кого эти траты? Ведь свадьбой уже никого не удивишь, а если и удивлять, то надо слишком много денег, слишком много». Но она никогда меня не слушала. Всё твердила своё: «Ich will![4]«.
Я согласился на свадьбу. Точнее, на такую свадьбу. Согласился отдать все свои накопленные деньги. Плюс помогли родители.
Пятьсот гостей, авторское свадебное платье от Костаса Муркудиса, украшения от Филиппа Турне — страшно подумать, сколько денег на ветер. Нужно уметь сказать женщине «нет», а я этого делать никогда не умел.
Только что нас назвали мужем и женой. Мы пообещали друг другу быть вместе и в горе, и в радости.
Помню, как текут слёзы по её лицу, как, запинаясь, она произносит: «Михаэль, я беру тебя в мужья. Я обещаю перед лицом Господа: быть верной тебе, быть твоей опорой, как в счастье, так и в горе, в болезни и в здравии».
Я всегда верил в то, что в свадьбе самое главное — решимость жениха и невесты, их чёткое осознание того, что происходящее принадлежит исключительно им, что действия и слова сейчас, в момент, когда навсегда связываются судьбы, должны быть максимально искренними. Они принадлежат только друг другу, потому что всё происходившее с ними до этой минуты — предыстория, пролог, но повествование начинается только сейчас, с этой минуты, когда они объявлены мужем и женой.
Священники советуют: никогда не давайте обещаний, ибо всё равно их нарушите. Но давать обещания — не грех; грех — их не исполнять.
Бутылка виски на треть пуста. Я чувствую, как сознание превращается в сад расходящихся тропок, и невозможно угадать, по какой из них отправится моя мысль.
Ещё быстрее. Ещё больше ветра в моей голове. Нет дороги назад. И гнусавый визг, усиленный ревом гитар, наполняет пространство вокруг:
«Hey, Momma, look at me.
I'm on my way to the promised land.
I'm on the highway to hell
[5]».
На медовый месяц мы отправились в Таиланд. Меня интересовали храмы, её — массаж и трансвеститы. В Бангкоке она заболела идеей силикона в груди.
— Когда я рожу и буду кормящей мамой, то груди обвиснут, а потому мне необходима операция, — твердила она.
— Сначала роди.
Но она хотела изменить грудь заранее. Как и всю себя.
