Исповедь на тему времени | страница 26

А это означает его утрату.

Эгиль, его второй ребёнок, родился некрасивым и огромным, как тролль. Он был черноволос и костист и рано, как отец, облысел. Семи лет он за игрой убил сверстника, и матери заклинали сыновей во всём уступать задире. Как-то отец ударил его приятеля. На вечернем пиру Эгиль с неожиданным коварством нанёс смертельную рану мажордому, сидевшему по правую руку от Скалла-грима. Ползимы отец и сын не разговаривали, лишь йоль примирил их. Эгиль рос, как репей на обочине, в недетских забавах минуло его одинокое детство, в котором ласки было — как солнца в полярную ночь.

А потом пришла юность, весна жизни.

Сотня копий, ломающих кольчуги, сотня мечей, протыкающих щиты, сотня глоток, орущих победные висы, — это викинги, и один из них молодой Эгиль. В дальних странах, под зыбкой чужой луной вместе со шрамами они добывали славу. Однажды в Курляндии их захватили в плен. Бросили на ночь в холодное подземелье. Убивать ночью недостойно благородных воинов. Но их не убили не потому. А чтобы с утренними лучами насладиться мучительной казнью. Прикованный к столбу, Эгиль до тех пор его раскачивал, пока не выдернул из земли. А когда он перегрыз верёвки и освободил товарищей, участь куров стала печальной.

В другой стычке, расправившись с теми, кто держал оружие, Эгиль воскликнул (и нам не постичь его кодекса чести): «Пойдём в усадьбу и, как подобает воинам, убьём всех, кто попадётся, и захватим всё, что сможем захватить». И они порубили всех, кто прятался, а что не смогли унести, сожгли, кидая смоляные факелы, приплясывая под треск бушевавшего пламени. То было время, когда Альвир Детолюб получил своё прозвище за то, что запретил людям подбрасывать детей в воздух и ловить на копья, как было принято у викингов. И как судить тех, чьим единственным страхом был страх потерять лицо, единственным увеселением — брага, и для кого битва была развлечением похмельных?