Вчера утром я включила телевизор и несколько минут смотрела популярное ток-шоу. Супруги сидели в студии и орали друг на друга. Я едва могла разобрать, о чем они говорят, ведь они кричали одновременно, тогда как ведущий программы молча стоял возле них, делая вид, что утратил контроль над ситуацией, но я-то знаю: втайне он чувствовал удовлетворение, потому что его рейтинг за счет этих двух маньяков, мужа и жены, повысится.
Я говорю так, основываясь на собственном опыте.
Я сочувствую тяжелой работе ведущих и продюсеров подобных программ, потому что в свое время я сама вела ток-шоу для одной из ведущих телевизионных сетей. День за днем я билась над тем, чтобы произвести на свет хорошую передачу, которая просветила бы зрителя относительно человеческих взаимоотношений. Но всегда натыкалась на один и тот же аргумент — «хорошая передача не принесет массового зрителя». Поэтому, чтобы конкурировать с другими популярными телепрограммами, мне приходилось выискивать монахинь-трансвеститок, папаш в женском белье и женщин, которые встречались только с артистами мужского стриптиза.
Новейшая дань нашей жажде сенсации — «ТВ-суд», целый канал, отведенный под прямые репортажи судебных процессов, гражданских и уголовных. Миллионы американцев каждый день настраивают телевизор, чтобы наблюдать, как ответчики обливаются потом под огнем обвинителей, и жертвы, глотая слезы, дают показания о том страшном, что им пришлось пережить. Нам нравится гадать: виновен — невиновен, и мы возбужденно ожидаем нового поворота в этих судебных делах, словно толпа современных линчевателей, предвкушающих, как лошадь рванет из-под бедняги осужденного.
Как Америка стала бесчувственной
Что технический прогресс сотворил с нашими ценностями, с нашей душой?
Продемонстрировав нам такое количество человеческих драм, техника сделала нас бесчувственными к собственной боли и к боли окружающих.
Вице-президент Ал Гор в своей книге «Земля в состоянии равновесия» пишет: «Точно так же, как в разваливающейся семье члены ее, спасаясь от боли, анестезируют свои эмоции, у нашей пришедшей в упадок цивилизации выработалось привыкание, не дающее нам чувствовать болезненное отчуждение от мира». Другими словами, мы стали бесчувственными. Нам недостаточно нормальных, повседневных эмоций, чтобы ощущать себя живыми и полными страстей.
И таким образом, мы стали нацией, подглядывающей в замочную скважину. Мы заводимся от страданий и скандалов. Созерцание физического и эмоционального насилия нас бодрит, мы развлекаемся, видя незнакомых людей в состоянии психического стресса. Мы можем сколько угодно морализировать о семейных ценностях, но суть все равно в том, что в Америке конца двадцатого века мы испытываем болезненное пристрастие к шоку.
