Она и американцы. Она и европейцы. Она и «свободолюбивый Запад».
И это с такой наглостью показано, с такой силой брошен этот вызов миру, что Гитлер отдыхает.
Теперь о том, как там все будет развиваться.
Мы должны понять моральную, экзистенциальную цену происходящего. Каддафи — это последний рыцарь мира, последний герой мира, он — последний очаг вот такого сопротивления.
Маленькая страна, очень маленькая, слабая, без регулярной, по сути, армии. Потому что Каддафи слишком много раздал так называемым гражданским силам: децентрализовал, по сути, армию и подменил ее силами самообороны в регионах. Не знаю, правильно он сделал это или нет? Может быть, и правильно, потому что так какое-то сопротивление идет, а в противном случае всю эту армию перекупили бы и слили. В Египте вот была армия, а толку? Это маленькая страна с маленькими вооруженными силами, без поддержки со стороны кого бы то ни было: ни одна крупная держава мира не поддержала Ливию всерьез — одна ведет бой со всем миром.
Бедуины смотрят на то, как летают самолеты над ними — дьявольские изобретения XXI века, тяжелые бомбардировщики, — и говорят: «Ну, смотри, смотри!.. Ты еще не знаешь, что я, на верблюде, с тобой сделаю! Ты только посмей вмешаться в наши внутренние дела!» И это не пустые слова.
Почему?
А потому что это не человечество потребления. Это не человечество, которое я увидел когда-то в Югославии. Для меня сербские братья и вообще Югославия — это самое дорогое впечатление конца 80-х годов, но уже тогда я увидел изъян, фундаментальный изъян — хорошо жили. Уже было такое потребительское общество: «кава», «джус», магазины, прогулки. Западная жизнь.
Когда такая жизнь начинается, можно сказать людям: «Мы вбомбим вас в Средневековье», — и люди настороженно начнут думать, стоит ли сопротивляться, если такая угроза? Потом их добьют, но вначале у них есть соблазн каким-то образом уклониться от подобной схватки.
А у бедуина этого соблазна нет, потому что бедуин — воин. Он — воин. И для него погибнуть с оружием в руках — это самый сладкий конец жизненной истории. И они будут воевать.
А теперь посмотрим, как будут развиваться события в самом худшем случае.
Предположим, они возьмут Триполи.
С какого-то момента самолеты должны будут перестать бомбить: они не могут бомбить вечно, правильно? «Аль-Каида»? Их, я думаю, человек 900, вряд ли больше. И все остальное отребье, которое они соберут, — это тысячи две — три.
Если Каддафи сохраняет живую силу и уходит из Триполи куда-нибудь в сопредельные государства, в какие-нибудь джунгли, в какие-нибудь края, где он может отсидеться, то что дальше? Как только перестают бомбить и очевидных оккупационных войск нет, он выходит оттуда, где он находится, и просто беспощадно расправляется с тем отребьем, которое устроило все это, прикрываясь американцами и европейцами. Он в своем праве, и это все понимают.
