В противном случае, она превратится в экстремизм, в погромы, в вандализм, в явление зверя из бездны. И никого здесь нельзя будет упрекать в этом, потому что человека загнали в эту бездну, его превратили в этого зверя, на него не обращали внимания.
Если элита не решает проблем страны, народ, так или иначе, сносит элиту. Поэтому единственный рецепт от чего-либо подобного — это решать проблемы страны, смотреть на них открытыми глазами и решать их по-настоящему.
В противном случае, народ может действовать двояко. Либо он становится на революционный путь (и это как раз путь, сопряженный с меньшими издержками, потому что это пусть и крайний путь, но путь организованной борьбы — любая организованная система всегда вменяемее, чем система неорганизованная). Либо народ просто отступается от государства, которое считает его, народ, лишним, или считает народ дойной коровой, или занимается фактически уничтожением народа, широчайших народных масс. Народ просто отступается, расступается в разные стороны. И тогда страна рушится.
В 1917 году не было революции. В 1917 году случилось совершенно другое. Оно началось с того, что народ чудовищным образом разочаровался во всей элите. Он понял, что элита не решает его проблем. И он стал отступаться от государства.
Когда говорят, что русские — один из самых государствообразующих народов мира, государстводержательных, государствостроительных, то это правда. Это безусловная правда. Но это не вся правда. Это один из самых государствообразующих, государствостроительных, зиждительных в этом смысле народов мира, который дважды в XX веке разрушил свое государство.
Разрушение в 17-м году произошло потому, что проблемы не решались вообще. Как писал поэт, «отгораживались газетами от осенней страны раздетой»…
Эмигрировали в клозеты
с инкрустированными розетками,
отгораживались газетами
от осенней страны раздетой…
[2]Когда отгораживаются газетами от осенней страны раздетой, когда эмигрируют в клозеты с инкрустированными розетками, то народ отступается и государство просто рушится. В этот момент народная жизнь может кончиться вообще или где-то там, в сантиметре от этого падения, какие-то руки могут это подхватить.
Еще и еще раз повторяю: власть не валялась в грязи, из которой большевики подобрали эту власть. Власть падала в грязь. И в одном сантиметре от этой грязи, в которой она бы разбилась на мелкие осколки и никогда больше не было бы у нас ни государства, ни своей социальной жизни, ни своей культуры — ничего, вот в этом сантиметре большевики подставили ладони и подхватили власть. В сантиметре от падения на дно еще можно подхватывать власть. Когда она ударилась и разбилась, сделать нельзя ничего.
