Когда она замолчала, повисла тяжелая пауза. Руки Тото сжались в кулаки на кожаном фартуке, Чи трясло так, что стучали зубы. Сейчас она зальется слезами и испортит все окончательно.
А Стенвольд? Кажется, он так разозлился, что вот-вот ударит ее.
Но этого не случилось. Он никогда еще не поднимал на нее руку, не сделал этого и сейчас. Он только сильно побледнел, и на лице его помимо глубокой печали отразилось еще какое-то чувство — то ли вины, то ли ужаса. Миг спустя он повернулся и зашагал прочь.
— Дядя… Пожалуйста!
Он остановился, ссутулив широкие плечи, и проронил:
— Не надо никому рассказывать об этом, Тото.
Тото молча кивнул, хотя Стенвольд не мог его видеть.
— Дядя… — повторила Чи, и он с тем же выражением грусти медленно обернулся к ней.
— Тебе нельзя со мной, Чируэлл. Я сделал много разных вещей, о которых со временем пожалел — с меня хватит. Ты прости меня за… словом, прости.
Чи, не переставая дрожать, бросилась в объятия Стенвольда. Через некоторое время Тото кашлянул и сказал:
— Атлеты прибывают на Игры… Надо бы посмотреть.
— Да, идем, — благодарно кивнул ему Стенвольд. — Вытри глаза, Чируэлл. Сегодня ты, думаю, уяснишь для себя часть моего замысла — довольствуйся этим.
На Патийском тракте, ведущем от северных окраин в центр города, собрался народ. Состоятельные горожане впритирку сидели на широких каменных ступенях вдоль улицы; Игры и парад атлетов были старше самой Коллегии, и сиденья сохранились еще с тех времен, когда город звался Патисом, а жуканы в нем были рабами или мещанами.
Беднота с шумом и веселыми возгласами толпилась внизу. Бедность в Коллегиуме была понятием относительным: работы здесь хватало всегда, сточные канавы очищались насосами, пищу в трудные времена раздавали из городских запасов. Первые лица города, ученые и коммерсанты, были неплохими правителями, и благотворительность, к счастью, здесь никогда не выходила из моды. Даже самые жадные богачи раскошеливались, чтобы хорошо выглядеть в глазах земляков.
Перед атлетами катилась звуковая волна. Люди вытягивали шеи и выходили на дорогу, где их успешно оттесняли назад пожилые стражники в плохо сидящих кольчугах. Каждый десятый в оцеплении, старшина, имел на себе тяжелый, только жуканам под силу, панцирь. Крики набирали громкость — ведь в первых рядах шли чемпионы Коллегиума.
Чи по примеру своих соседей привстала, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Интересно, многих ли она вспомнит? Во главе с красно-бело-золотым знаменем Коллегиума идет стройная, с короткой стрижкой Брирвей Молния — единственная из жуканов, кто на памяти живых выиграл забег на короткую дистанцию. Справа от нее мужчина постарше — он участвовал в длинных утяжеленных забегах еще до того, как Чи приехала в город. Слева Пинсер, победитель прошлогоднего конкурса сказителей. Следом еще семнадцать человек — и ветераны, и молодежь, на которую возлагаются большие надежды: бегуны, прыгуны, воители, музыканты, борцы и поэты. Многие из них и в прошлом, и в настоящем учились в Великой Коллегии.
