Мать ведь была талантливой травницей и не более. Ни знатных родителей, ни больших сил в магии, даже особой красоты не было. Да, для меня мать самая прекрасная женщина в мире, как и для отца, но со времени их свадьбы было много пересудов, чем она его приворожила. А ведь могла бы. Отец был универсалом, причем не слабым, одинаково отлично разбирающимся в алхимии и астрономии, но даже он преклонялся перед мамой в знании трав. Она могла бы его приворожить, сама мне когда-то говорила. За триста лет до моего рождения она так влюбилась в холодного аристократа, искавшего в ее деревне сбежавших тварей из лабораторий, что готова была уже и на такое преступление. Стыдно? Да. Но отец и это ей простил. И полюбил.
Я сжимала в руках пышный бутон и плакала. Все алые розы почернели, розовые стали траурно серыми, а белые просто осыпались пеплом… Красивая магия, но это знак траура. Мой отец тоже умер. Я не успела…
Меня пропустили без вопросов. Сегодня пришло много людей, чтобы попрощаться. Возле фамильного склепа стояла толпа. Люди приходили и приходили, я была лишь каплей в море. Где-то мелькнула шляпа с пером, так любимая Фридрихом. Отец обожал, когда старый вояка надевал ее и пел похабные частушки в гостиной, когда все думали, что я уснула. Где-то наигрывал мелодию рожок. Это Лидия Мелори, они с мамой иногда вместе писали романы, а с отцом спорили о звездах. Вот секретарь отца. А это дочь маминой лучшей подруги. Плачет, обняв иву, какая-то женщина. Я не знаю ее имени, но она тоже любила и уважала моего отца. Таких сегодня много. Они не скрывают своих слез. Что значат мои соленые капли в таком потоке? Пробиться к склепу невозможно… Невозможно? Пока не увижу отца и мать - не поверю в этот кошмар!
Под вечер зарядил ливень. Почти все люди ушли и лишь несколько магов под водонепроницаемыми пологами стояли по колено в грязи. Ну и пусть меня заметят. Мне все равно.
Перед открытым склепом стояли два каменных гроба. Один уже три года как запечатанный. Мама. На каменной крышке изображена молодая женщина с розой в правой руке. Этот гроб сегодня вынесли из пыльного склепа. Отец же словно живой лежит в своей каменной постели, только постаревший очень, хотя счастливая улыбка и красит его. В левой руке все та же роза. Белая и с алой сердцевиной. Ноги меня больше не держали. Страшный сон оказался правдой.
- Одержимая! - за спиной раздался крик. Мне было все равно.
- Астир, пей поменьше! - злой окрик заставил вздрогнуть и немного прийти в себя. Отец бы мне не простил, если бы меня повязали, как последнюю идиотку, на его могиле. А мать бы не простила простуды.
