– Да ничего не случилось. Просто случайно задел какую-то кнопку, сразу и не заметил. Уж извините! А если хотите, присоединяйтесь! – он сделал приглашающий жест в сторону одной из комнат, где виднелся богато накрытый стол.
Даша поняла, что пиршество готовилось для нее. А потом бы наступило время десерта. И кому предназначалась сия сладкая роль, ясно было без слов.
Порозовев от возмущения, растянула губы в такой же неискренней улыбке, холодной и официальной, от которой у Юрия еще сильнее побежала в жилах кровь от возникшего чувства безнадежности.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз! – по ее тону чувствовалось, что это произойдет не раньше, чем на горе рак свиснет. – Спокойной ночи!
У Юрия возникло неистовое желание схватить строптивицу за рукав и рывком затащить в номер, но стоявший за ее плечами недовольный мужик подействовал на его возбужденные нервы как порция холодной воды. Он скривился и саркастично пробормотал, разочарованно сверля ее взглядом:
– Спокойной, спокойной! – и тихо притворил дверь, хотя Даша кожей чувствовала его едва прикрытое бешенство и дикое желание хлобыстнуть дверями так, чтобы все соседи попадали со своих коек.
На обратном пути невыспавшийся Василий Егорович, успокоенный отсутствием страшного начальства, не зная, как еще выместить на вреднющей медсестре свою досаду, ехидно бурчал:
– Ну, и сходила бы сама на вызов, чтобы там с тобой случилось? Не убыло бы, чай!
Она насмешливо покивала головой, язвительно подумав про себя: – «Не убыло бы, это точно, только бы прибыло! Этот дядя Вася полная тупица, если не понимает, что мужики типа Петрова «случайно» на кнопку вызова посреди ночи не нажимают!»
Ничего не сказав Ване, стоявшем посредине вестибюля с упертыми в бока кулаками и с интересом гадающем, куда это они вдвоем подевались, ушла к себе, и снова устроилась в кресле, стараясь не заснуть.
Под утро она, наверное, всё-таки задремала, поскольку ночью не пила ни крепкого чая, ни черного кофе: не хотелось лишний раз находиться в неприятной компании, а перекусить разрешалось лишь в комнате отдыха, плотно оккупированной охранниками. Ей снился странный, но удивительно приятный сон. Будто кто-то обнимает ее, целует и говорит: «солнышко мое»! Она вспомнила детство, крепкие руки отца, встрепенулась, закричала: «папа»! и бросилась ему на грудь.
Он немедленно обнял ее сильнее, совсем не по-отцовски, в ее груди разлилась непонятная тревога, и она в испуге открыла глаза. В объятиях ее держал Юрий, с удовлетворением глядя на нее горящими глазами. Она полулежала на его груди, слыша быстрые удары его сердца. Как он умудрился втиснуться в кресло рядом с ней, не разбудив, было неразрешимой загадкой.
