Ксения впорхнула в бар, чмокнула меня в щёку и плюхнулась за столик.
- Уже пьёте?
Я помотал головой.
- Нет, пока только закусываем.
- И что закусываете?
- А не знаю, я пока только салат заказал.
- И какой?
- Цезарь с курицей.
- А мне?
- Тебе и заказал.
- Откармливаешь? Не любишь стройных женщин?
- Люблю.
- Тогда чего?
Я помотал головой.
- Один-ноль в твою пользу.
Ксения протянула руки через стол, ухватила меня за уши.
- Ты просто не любишь скелетов, глу-упый, и не хочешь, чтобы я им стала.
Мне осталось только кивнуть.
- Точно. Я глупый.
- И почто тебя только Алексеев в менеджеры тянет?
Я пожал плечами.
- Он тебя боится. А я глупый, мной рулить проще.
Ксения состроила серьёзную рожицу.
- Вот умный вещь сейчас сказал. Маладец.
Звякнул колоколец двери.
- Здравствуйте, у Вас зака...
- В сторону!
Я вздохнул и встал. Шторма и скандалы лучше переносить на ногах.
Широкова катилась по бару, как снаряд по жерлу орудия.
Начала с пощёчины.
Я вернул лицо обратно в фас.
- Импотент грёбаный, гандон очкастый, сука тряпочная! Шелкопёр сраный!
- Ух ты, сколько сведений. - я повёл бровью. - А что, Джирванию вы это так и изложили?
Широкова захлебнулась. На секунду, не больше.
- Да я тебя, блядь бумажная...
- Женщина, на выход. - голос охранника был вежлив и безальтернативен. Также безальтернативна была хватка кисти повыше локтя.
Влекомая волоком Широкова кричала напоследок:
- А пидору Алексееву своему отлижи, отлижи как следует!...
Лязгнул колоколец двери.
Я сжал пальцами переносицу у краёв век. Помассировал.
- Ну и сука... - голос Ксении был чуть злораден.
Я вздохнул. Секунду себе.
Вынул из бумажника тысячную бумажку, прижал стаканом с водой.
- Куда пойдём?
Я глянул на Ксению.
- Никуда. Ты домой, я домой.
Ксения вцепилась мне в лацканы пиджака.
- Давай ко мне.
Я покачал головой.
- Нет. Не сегодня.
Ксения отпустила пиджак.
- Ну и ладно. Ну и иди.
И плюхнулась обратно за столик.
Я развернулся и пошёл.
Колоколец попрощался со мной равнодушным лязгом.
На улице падал снег. Первый, лёгкий. Горели золотыми солнцами фонари, свет растекался под ними широкими конусами.
Я сунул руку в нагрудный карман. Достал стеклянную гору, подарок Бориса.
Стекло поблескивало под светом фонаря. Вот только солнце на горой было тусклым и мёртвым.
Я вернул фигурку в карман.
Сунул руки в карманы и пошёл.
Снег падал, парил десятками и сотнями маленьких падающих солнц в ноябрьском воздухе под фонарями.
Десятки и сотни их растеклись грязной влагой под ногами.
Мариус сидел на ступенях храма. Из приотворённой двери струился свет.
